Черная аллея

— И никто меня не поцелует, не пожелает спокойной ночи...

Подавив усмешку, я выбрался из постели. Света было достаточно, чтоб видеть, как блестят у нее глаза.

— Всего один невинный старомодный поцелуй, куколка. И не принимай его всерьез, ясно?

— Ты о себе говоришь или обо мне? — дразнящим тоном осведомилась она.

И я поцеловал ее. То вовсе не походило на невинный старомодный поцелуй. Он едва не перешел в нечто совсем другое, но я вовремя спохватился, оттолкнул ее и вернулся к себе в постель. И услышал в темноте ее тихий смешок.

* * *

В теленовостях из Олбани сообщалось о том, что в загородном именье дона Лоренцо Понти состоялась кровавая разборка. Четверо тяжело ранены — все они оказались известными нью-йоркскими гангстерами. Их срочно доставили в местную больницу. Ни один не погиб, но состояние критическое.

А в главном доме обнаружили труп главы старейшего из семейств нью-йоркской мафии. Он лежал на полу, убитый тремя выстрелами в затылок, — типично гангстерский способ устранения. Единственное, чем он отличался от обычных, так это то, что было выпущено слишком много пуль. О калибре не сообщалось, но, судя по характеру повреждений, он был достаточно крупный.

В другом конце комнаты было обнаружено тело Леонарда Паттерсона — со сломанной ногой и множественными ушибами верхней части грудной клетки. Но причиной смерти стал выстрел из револьвера 38-го калибра, все еще зажатого в руке дона. Никого, кроме пострадавших и убитых, на территории владений не найдено. Допросы первых будут проводиться, как только разрешат врачи, — предположительно через несколько дней.

Значит, они его все же достали...

Согласно утверждениям репортера, между Паттерсоном и Понти завязалась схватка не на жизнь, а на смерть. Но дон успел выстрелить прежде, чем Паттерсон выхватил из-за пояса свой револьвер. Третье же лицо, собственно и прикончившее дона, пока неизвестно, но вокруг здания обнаружены свежие следы протекторов, вполне поддающиеся идентификации, и полиция сделала с них гипсовые слепки. Кстати, федеральную полицию вызвала по телефону некая пока неизвестная женщина. К работе над расследованием привлечены также сотрудники других служб. Вельда спросила:

— Как думаешь, скоро они на нас выйдут?

— Ну, если как следует опылят комнату, найдут мои отпечатки, — ответил я. — К тому же наверняка на мягкой земле у обочины остались четкие следы. Так что я — именно та персона, на которую все можно свалить. А вот что сообщат полиции сбитые мной козлы, пока не знаю. Может, будут молчать. А может — и нет.

— Так что дело принимает серьезный оборот, да?

Я взглянул на Вельду. На лице ее не было и тени тревоги.

— Важно одно. Я не убивал ни Понти, ни Паттерсона. И можно было бы заподозрить в убийстве того человека, что промчался навстречу мне в большой машине.

— Догадки есть?

Я отошел и переключился на другой канал. Те же самые истерические выкрики. Ничего подобного не случалось в этих краях со времен сухого закона, поэтому каждая станция сочла нужным сообщить об этом неординарном событии. Две из них даже предупреждали жителей, что надо повнимательнее приглядываться к посторонним, замеченным в округе, и немедленно сообщать в полицию о каждом даже малозначительном с виду, но необычном происшествии.

— Местные средства информации тут ни при чем, — с оттенком отвращения заметил я. — Просто они связаны с чертовски богатой организацией, которая считает, что все можно купить за деньги.

— Только теперь эта организация не столь уж сильна, да, Майк?

— Верно, — согласился я. — Именно деньги и только деньги заставляют мир вертеться. А потому, думаю, стоит вернуться к тем восьмидесяти девяти миллиардам баксов. Знаешь... на белом свете существует немало стран, готовых развязать самую настоящую войну из-за такой суммы.

— И проблема у нас все та же, да?

— Какая?

— Куда мы отсюда отправимся?..

Телевизор так и гремел на всю комнату, а потому я выключил его. Потом провел рукой по лицу, собираясь с мыслями, но никакой ясности не настало.

— Хочешь, подброшу идейку? — спросила Вельда.

— Черт возьми, еще бы!

— Давай поженимся. По крайней мере, тогда я не смогу давать против тебя свидетельских показаний.

— А я не сделал ничего такого, чтоб давать против меня показания, куколка.

— Но мы провели ночь в одном номере...

— И ничего такого при этом между нами не было.

— Никакой суд в это не поверит! — парировала она.

— Неважно, — заметил я. — Ведь границ штата мы не пересекали.

В ответ меня наградили столь хорошо знакомым печальным взглядом, и я потрепал ее по голове, чувствуя шелковистость волос. Я с закрытыми глазами мог бы определить цвет этих чудесных волос... Пробежал кончиками пальцев вниз по стройной шее, нежно помассировал ее, а она закрыла глаза и слегка склонила головку. И вид у нее был при этом точь-в-точь как у кошки, которая готова замурлыкать. Затем я снова почувствовал цвет ее волос. Странная штука — ведь цвет волос не чувствуют, а видят. Но я именно чувствовал...

Откашлялся и сказал:

— Идем. Только напрасно время теряем.