– Мне очень жаль, – прошептала она смущенным голосом. – Я уронила их, пока убиралась…
Когда Каран медленно убрал руку с моих губ, я тяжело сглотнула, отвела глаза и проворчала:
– Это ты сладкий.
Каран оступил, а после удивил меня, сказав:
– Если ты не можешь найти, что купить, пойдем. Не будем мешать людям.
– Я пойду сама, – сказала я, глядя прямо на него. Вернув книгу на полку, пошла к выходу, оставив Карана позади. Попрощавшись с братом Оздемиром, вышла из книжного магазина. Когда от холодного воздуха у меня внезапно заболели ноги, поморщилась и попыталась согреть их, растирая руками. Дверь книжного магазина снова открылась, и колокольчики приятно зазвенели.
– Послушай, козленок, – послышался голос Карана позади. Назло ему я проигнорировала и ускорила шаги. Когда собиралась перейти улицу, мужчина схватил меня за руку и повернул к себе. В результате внезапного поворота мои волосы разлетелись и ударились о его лицо, а пальцы слабо ухватились за его грудь. Каран нависал надо мной, из-за того что остался на тротуаре, а я спустилась с него.
– Отпусти меня, я собираюсь пойти домой.
Его глаза кратко осмотрели мое лицо.
– А что, если я не собираюсь отпускать тебя? – спросил мужчина, не сводя глаз с моих. Их черный свет освещал меня и обжигал бледную кожу, из-за чего она шелушилась и отваливалась, как рыбья чешуя. Душа обнажилась перед ним. Мои стены рушились.
– Отпусти, – сказала я сквозь стиснутые зубы.
– Я не отпущу, – с сарказмом заявил Каран. – Что ты будешь делать, поцарапаешь меня?
– Да, – импульсивно сказала я, взглянув на мужчину и впившись ногтями в тыльную сторону его ладони, держащей мое запястье. Брови Карана удивленно поднялись. – Не недооценивай меня, Каран Чакил, – строго сказала я, когда Каран от удивления отдернул руку. Я повернулась к нему спиной и быстро перешла улицу. Я продолжала ощущать его удивленный взгляд на своей спине. Когда любопытство взяло надо мной верх и я взглянула на Карана через плечо, он смотрел на меня, стоя там, где я его оставила, держась за поцарапанную руку.
И тут я сделала то, чего никогда не делала. Показав язык Карану Чакилу, быстро ушла.
Когда я подошла к дому и открывала дверь ключом, мой взгляд на мгновение упал на черную бабочку на конце моего брелока, которым я пользовалась уже давно. Все, что беспокоило мои чувства, на мгновение покинуло разум, я глубоко вздохнула, открыла дверь и вошла.
Воспользовавшись тишиной в доме, сразу же побежала в душ и простояла под водой очень долгое время. Прежде чем выйти, выглянула в коридор. Дефне была в своей комнате, мама – в гостиной. Отец еще не вернулся домой. Было бы лучше, если бы он не приходил вообще. Отсутствие тети Шермин было настолько очевидным, что поразило осознание, как сильно мне не хватало тишины.
Эта женщина всюду вносила хаос.
Я воспользовалась этим спокойствием и пошла на кухню. Единственным светом, освещающим ее, был индикатор на холодильнике. Включив свет, наполнила электрический чайник водой, нажала кнопку и, пока вода нагревалась, открыла кухонный шкаф и достала свою черную кофейную кружку.
Мои мысли были подобны выброшенной на берег рыбе. Она не могла вернуться в море, песок был слишком мокрым и тяжелым. Рыба в тревоге хлопала плавниками, но не знала, что это приближало ее смерть. Чем больше боролась, тем слабее становилось дыхание, в итоге жабры были разрушены изнутри, она приняла смерть.
Взяв банку с кофе из другого шкафа, я чайной ложкой насыпала в кружку побольше кофе. Чем крепче, тем лучше. Я поняла, что вода закипела, по булькающему звуку, доносившемуся из чайника, затем последовал громкий щелкающий звук, и, наливая кипяток в кружку, мне хотелось, чтобы эмоции растаяли и исчезли в этой кипящей воде.
Другая Мерве тихонько играла своими волосами в углу и не обращала на меня внимания, но я была уверена, что она тоже думала о том, через что мы сегодня прошли. И гораздо больше, чем я. Поскольку я насыпала слишком много кофе, его обычно темно-коричневый цвет теперь стал угольно-черным. Пока я перемешивала его чайной ложкой, на мгновение задумалась о лунном печенье. Когда дым медленно поднимался над кружкой, я схватилась за ручку, не заботясь о том, что она была горячей, и сделала глоток кофе. Мой язык был обожжен, но единственным, что по-настоящему его обжигало, оказался не кофе, а тяжелые слова, которые я скрывала.
Опираясь бедром на кухонную стойку, я продолжала медленно потягивать напиток. Да, от голода желудок, возможно, и прилип к спине, но я была уверена, что вкус горячего кофе мне не удастся найти ни в одной еде. И я не думала, что смогу что-нибудь съесть, пока так много размышляла.