Черная башня

— Я подумал, вы пожелаете пойти со мной, — говорит он. — Я отправляюсь в Булонский лес.

— Профессор, но ведь сейчас… поздно.

— Я знаю. Но дело в том, что я только что вспомнил местонахождение архива.

— Архива…

— Того самого, которым вы интересовались! В нем материалы, связанные с вашим батюшкой. О том времени, когда он лечил сами знаете кого, сами знаете где. О, добрый вечер! — приветствует он Шарля, внезапно попавшего в поле его зрения. — Право, я такой невоспитанный. Не желаете ли прогуляться, месье?

Глава 26 В КОТОРОЙ ПРОИСХОДИТ ЭКСГУМАЦИЯ

— Кого-то хороните?

Мы стоим на углу улицы Ульм и улицы Посте, и кучер, с высоты козел, подозрительно косится на Папашу Время — последний же при разговоре то и дело, точно ягненка, поглаживает лопату.

— Что вы! — заверяет он. — Мы все в отличной форме. Хотя, что касается меня, уверенности, конечно, нет. Не будете ли вы столь любезны отвезти нас в Булонский лес? Мы станем вашими вечно преданными вассалами.

— Толку от них, от вассалов, — хмыкает возница. — Вот вознаграждение придется в самый раз.

Опешив от такого неожиданного заявления, Папаша Время медленно оборачивается ко мне.

— Послушайте, мой мальчик, у вас…

Я не успеваю ничего придумать в ответ, как в разговор встревает Шарль:

— Ну конечно! Тот человек, от него еще так сильно пахнет, отсыпал ему целую кучу золотых.

Ничего не остается, как извлечь из кошелька один из этих золотых и вложить его в заскорузлую мозолистую ладонь кучера. Тщательнейшим образом изучив монету, тот прячет ее в бездонные глубины своих штанов, откуда, подобно отдаленному бою колоколов, доносится прощальное позвякивание.

— Что ж, господа, — довольно заключает он. — За такие деньги можно и десяток похоронить.

Весна на кладбище разгулялась. Вот-вот настанет полночь, и в радостный многоголосый хор сливаются разнообразные звуки жизни. В эту музыку вносят свою лепту все: коноплянки, воробьи… одинокая бабочка цвета молодого сыра… а пуще прочих любовники, в спешке раскидывающие одежду — чу! полетели ботинки, следом жилетка и шелковый чулок. Из малинника доносятся стоны и шорохи, а тем временем мы, под предводительством Папаши Время, продвигаемся от городской стены к Лак-Инферье.

Метров триста не дойдя до парка Багатель, Папаша внезапно останавливается. Принюхивается, осматривается.

— Знаете ли вы, господа, как выглядит липа?

— Tilia cordata, — сердито сверкнув глазами, уточняет Шарль.

— О боже! Я вижу, что встретил собрата — последователя Линнея! Достойный друг, будьте любезны, объясните Эктору, что нам следует искать.

— Липы цветут до самого июня. Но мне всегда казалось, что их запах правильнее всего называть апрельским. Вообразите, Эктор, жабу, ее жизнь. Сиди себе день-деньской в сене, ни о чем не заботься. Вот на это похож запах липы. Кроме того, в коре липы легко заметить отверстия, их проделывают гусеницы бабочки Chrysoclista linneella. Если хотите, я их вам нарисую…

— Прошу вас, — я прерываю его жестом, — я знаю, как выглядят липы. Но ведь здесь их сотни. Какую именно нам следует искать, месье?

— О! — Челюсть Папаши стремительно падает, потом опять захлопывается. — Странный вопрос! Разумеется, ту, которая помечена крестом.

Теперь мы движемся медленно сужающимися кругами. Папаша Время с фонарем — впереди, вспугивает ярким светом мелкую живность с деревьев. Впервые с начала прогулки я обращаю внимание на холод. Свистит пронизывающий восточный ветер. Наконец одним особенно сильным порывом у Папаши выбивает из руки фонарь. Светильник гаснет, тени растворяются… и с неба потоком льется лунный свет.

Полнолуние. Я и это заметил только сейчас.

Папаша Время извлекает из кармана серные спички и зажигает одну о ближайшее дерево. Я инстинктивно осматриваюсь, ищу взглядом Шарля… и обнаруживаю его в десяти метрах от себя, возле липы. Он медленно обводит пальцем большой вытянутый крест.

Давнишняя рана от ножа, вырезавшего этот знак, покрыта столькими слоями древесной «кожи», что я мог бы сотню раз пройти мимо и не заметить ничего необычного. Но знак там.

Сморщенный рот Папаши расцветает желтозубой улыбкой.

— Вы сделали это! — восклицает он. — Теперь смотрим на небо. Надо найти Юпитер. Ага, вот он! Теперь идем… на север…

Он делает шаг, другой, третий. Носком ботинка рисует на земле круг.

— Начнем? — спрашивает он.

— Начнем что, месье?

— Копать!

Я скидываю сюртук. Хватаю лопату и с размаху опускаю. Почва, еще не оттаявшая после долгой зимы, отвечает печальным звоном.

— Насколько глубоко копать?

— О, метра на полтора, не больше, — успокаивающе сообщает Папаша Время. — Но не тратьте время зря, мой мальчик. Здесь прохладно.

После первого удара лопатой отколупывается лишь пара щепоток земли. Проходит несколько минут, прежде чем удается снять верхний слой почвы. Дальше грунт становится более рыхлым, но длится это недолго — до того момента, как я натыкаюсь на пласт глины.

С меня начинает ручьем лить пот, я прерывисто дышу. Сквозь собственное тяжелое дыхание я слышу:

— Эктор, можно, я попробую?