Черная башня

— Месье, — я всплескиваю руками, — прежде чем мы продолжим, прошу вас, ответьте на один вопрос. У отца была возможность встретиться с принцем?

— Почему бы и нет, — отвечает он. — В те времена принцы были повсюду.

Глава 14 СОКРОВИЩА КОВЧЕГА

— Прошу меня извинить… нечасто приходится принимать гостей… так что стульев не очень много…

Мой новый друг, Папаша Время, бормоча бессвязные извинения, открывает тяжелую дверь.

Вот уж точно, когда человек перестает платить за квартиру, перестают и вытирать пыль. Пыль, обитающая на вещах Папаши, как на родине, за последние несколько месяцев превратилась в коричневатый маслянистый налет, от которого на половицах и кусках штукатурки, открывающихся в тех местах, где обои в цветочек отстали от стен, появились скользкие глянцевитые следы.

Занавески исчезли. Из мебели — старинный комод розового дерева с витыми медными ручками. Компанию ему составляет старый умывальник с деревянным верхом. Никаких следов дров в камине — как, должно быть, дрожит он по вечерам — и едва ощутимый аромат того, чем это помещение было раньше. А раньше, в моем детстве, здесь располагалась мастерская отца, столь же недоступная, как и он сам.

Сейчас, в этой пыльной комнате, меня пронзает воспоминание: сгорбившись над станком, отец шлифует линзы для очков, телескопов, микроскопов. В нос ударяет запах скипидара, расплавленной смолы и нитрата меди. Я вспоминаю, как наступал на использованные резцы для стекла — они валялись на полу, будто капканы.

Мать имела привычку ругать отца за беспорядок — за разбросанные по всей комнате штативы и держатели, медные трубки и шпиндели. За упреками отчетливо сквозила мысль, что бывший врач мог подыскать себе занятие и получше. Но он отвечал всегда одинаково: «Спинозу это вполне устраивало».

Все исчезло, даже запах. Остался лишь отцовский письменный стол, все так же зажатый в самом темном углу. Ножки недостает, и нынешний жилец решил проблему нетривиально, подставив вместо нее бочонок из-под патоки, снабженный искусно вырезанной вдоль волокон древесины дверцей, которая открывается одним нажатием.

— Вот мы и пришли, — бормочет Папаша Время.

Не останавливаясь даже, чтобы зажечь свечу, он погружает руки в темные недра бочонка. И извлекает…

Назовем это сухожилиями памяти.

Китайский веер — первый предмет в списке. Когда он раскрывается, обнаруживается нарумяненное лицо Свободы. Далее следует украшенная триколором табакерка. Чернильницы из осколков баррикадных кирпичей. Билеты (неиспользованные) на фарс Бомарше. Оловянная кружка с изображением Бастилии и гигантским петухом на самом верху.

Как выяснилось, закрома Папаши богаты именно такими артефактами, непопулярными в наши дни во Франции. Керамические изображения Клятвы теннисного корта. Блюдца с фигурами патриотически настроенных детей, провозглашающих свою верность Конвенту. Песенники с…

— «Caira!» — восклицает Папаша Время. — С такой песней в огонь и в воду! Всех аристократов мы повесим, ла-ла…

Даже оберточная бумага антикварная: старые выпуски «Патриотических анналов», «Сельской газеты», «Голоса народа»…

— «Всемирный курьер»! Знаете, я ведь для них писал! Очень, представьте себе, пылкие эссе под псевдонимом Юниус. А вот она, о боже, «Патриотическая молитва» Леквинио, была у всех на устах целых… целых… и вот еще что… — Он извлекает из бочонка продолговатый предмет из синей шерсти. — Рад сообщить: старая рукавица Руссо. Он ее потерял во время прогулки. Великие люди, они всегда гуляют и думают. К концу дня руки у него, должно быть, здорово потрескались.

— Месье, прошу вас. — Я заискивающе улыбаюсь. — Вы ведь собирались рассказать о моем отце.

— Ах да… — Он вглядывается в глубины бочонка, словно ожидая, что во мраке просияет лицо старого друга. — Верно, собирался…

— Может быть, вы расскажете, как встретились с ним?

— Ах! — Его лицо мгновенно озаряется. — В коллеже д'Аркур, вот где мы познакомились; я, разумеется, был профессором; он студентом. Нет, не одним из моих студентов. Я в те времена жил ради ботаники. С головой ушел в опровержение данных Ренье на тему… ампутации сексуальных органов у алтея розового. Не спорю, его работа получила весьма благоприятные отзывы в… в «Биологическом вестнике»…

— Каким он был? — спрашиваю я, стараясь говорить громче. — Мой отец?