Черная беда

Во Ивлин Черная беда

Глава 1

"Мы, Сет, император Азании, верховный вождь племени сакуйю, повелитель племени ванда и гроза морей, бакалавр искусств Оксфордского университета, взошедший на двадцать четвертом году жизни мудростью Всемогущего Господа и единой волей народа нашего на наследный престол, имеем заявить следующее..." Сет перестал диктовать и посмотрел на гавань, откуда, воспользовавшись свежим утренним ветерком, в открытое море уходил последний парусник.

- Крысы! - вырвалось у Сета.- Гнусные псы! Все бегут, все!

Его секретарь, индиец в пенсне, сидел с почтительным видом, держа блокнот в одной руке и авторучку - в другой.

- Новостей из горных районов по-прежнему никаких?

- Только непроверенные слухи, ваше величество.

- Я же распорядился, чтобы починили радиоприемник. Где Маркс? Устранить неполадки было поручено ему.

- Вчера поздно вечером Маркс бежал из города.

- Бежал из города?!

- Да, в моторной лодке вашего величества. Туда набилась целая компания: начальник станции, шеф полиции, армянский архиепископ, редактор "Курьера Азании", американский вице-консул. Все самые высокопоставленные люди.

- Удивительно, что к ним не присоединился и ты, Али.

- Мне не хватило места. И потом, когда на борту столько крупных персон, лодка может перевернуться.

- Твоя преданность будет вознаграждена. Итак, где я остановился?

- Последние шесть слов, сказанные вашим величеством в порицание беглецов, не считаются?

- Ну, конечно, нет.

- В таком случае я их вычеркиваю. Последние слова вашего величества были: "Имеем заявить следующее".

- "...имеем заявить следующее: если те из наших подданных, которые в недавнем прошлом изменили короне, в течение ближайших восьми дней вернутся к выполнению своего долга, они будут помилованы и прощены. Более того..."

Они находились в Матоди, в башне старого форта. Здесь триста лет назад португальский гарнизон в течение восьми месяцев отбивалcя от осaждaвших крeпocть apабoв. Из этoгo же окна осажденные с надеждой смотрели на море в ожидании посланного им на помощь флота, который приплыл с опозданием на десять дней.

Над входной дверью еще можно было разглядеть следы от сорванного арабами португальского герба - суеверные завоеватели не переносили идолопоклонства.

На протяжении двух столетий арабы были полновластными хозяевами на пoбepeжьe, a в гоpах, вмecтe со cвoими cтaдами, тощими, низкорослыми быками и коровами с искусно выжженным на коже клеймом и шаткой походкой, селились коренные жители - чернокожие голые людоеды из племени сакуйю. Еще дальше от побережья, за горами, находилась территория другого местного племени, ванда-галла, переселенцев с материка, которые задолго до прихода арабов поселились на севере острова и сообща обрабатывали землю. С этими двумя племенами арабы не желали иметь ничего общего, часто до побережья доносился угрожающий барабанный бой, а иногда склоны гор заволакивались дымом - это горели туземные деревни. А на берегу между тем вырос богатый город с громадными домами арабских купцов с зарешеченными окнами замысловатой формы и обитыми медью дверьми; дворами, засаженными манговыми деревьями; улицами с пряным запахом гвоздики и ананасов, такими узкими, что всякий раз, когда навстречу друг другу шли два мула, между погонщиками начиналась перебранка; базаром, где на корточках возле весов сидели менялы, тщательно взвешивая австрийские талеры, маратхские грубой чеканки золотые, испанские и португальские гинеи. Из Матоди парусные суда плыли на материк, в Тангу, Дар-эс-Салам, Малинди и Кисмайо, а им навстречу через пустыню шли с великих озер караванъг груженные слоновой костью. Знатные арабы в роскошных одеждах неспешно прогуливались под руку по набережной или сплетничали в кофейнях. Ранней весной, когда с северо-востока дули муссоны, из Персидского залива в Матоди приплывали торговать люди с более светлой кожей; они говорили на чистом арабском языке, мало понятном островитянам, ведь по прошествии стольких лет в языке местных арабов появилось множество заимствований: из банту, с материка; из языков сакуйю и ванда, живших по соседству. Их семитская кровь, смешавшись с кровью рабов, стала богаче и темнее, а инстинкты болот и лесов смешались с традиционным аскетизмом пустыни.

Вместе с этими торговцами и приплыл в Матоди дед Сета, Амурат. Сын раба, негр на три четверти, крепкий, кривоногий, он мало походил на своих спутников. Воспитывался Амурат возле Барсы у несторианских монахов. Прибыв в Матоди, он продал парусник и поступил на службу к султану.