Черная беда

— Дело не в деньгах, мсье, а в престиже — как вы не понимаете? — со всей серьезностью заявил мсье Бертран. — Видите ли, владелец и редактор «Курьера» — это человек с определенным положением. Два раза в год мы с мадам Бертран обедаем во французском посольстве, раз в год нас приглашают на прием в английское посольство, мы бываем при дворе и в поло-клубе. А ведь это немало. Если же я буду просто печатником Бертраном, никто в мою сторону даже не посмотрит. Мадам Бертран мне этого не простит.

— Понятно, — сказал Бэзил. «Человек с определенным положением» в Дебра-Дове… Скромные притязания, ничего не скажешь. Нехорошо лишать мсье Бертрана его положения… — Понятно. А как вы смотрите на то, чтобы остаться редактором и номинальным владельцем? Меня бы это вполне устроило. Дело в том, что мне хочется расширить рамки вашей газеты. Я хочу, чтобы в «Курьере» публиковались передовицы, политические обзоры… Слушайте… — И в течение четверти часа Бэзил делился с мсье Бертраном своими обширными издательскими планами: шесть страниц вместо двух… реклама европейских фирм и правительственных служб, которая будет покрывать возросшую стоимость издания… большой тираж… статьи на сакуйю и на арабском… продуманная поддержка политики правительства… Из кабинета Бэзила мсье Бертран вышел совершенно сбитый с толку; в одной руке он держал чек на круглую сумму, а в другой — набросанный Бэзилом план передовицы, где прогнозировались изменения в уголовном кодексе… исправительные колонии должны были прийти на смену тюрьмам… Странные темы для «Курьера»!

В одиннадцать часов с протестом против учреждения государственной лотереи пришел англиканский епископ.

В четверть двенадцатого, чтобы обсудить возможности строительства дороги из Дебра-Довы в английское посольство, пришел, по поручению сэра Самсона Кортни, Уильям. Уильям и Бэзил друг друга не взлюбили.

В половине двенадцатого пришел гофмейстер двора. На следующей неделе предстоял банкет в честь вождей племени ванда, и гофмейстер пришел обсудить с Бэзилом меню. Сырую говядину Сет запретил.

— Чем же тогда кормить?

— Сырой говядиной, — ответил Бэзил. — Только назовите это блюдо «бифштексом по-татарски».

— А это не противоречит современным веяниям?

— Нисколько.

В полдень Бэзил отправился к императору.

Жара для горных районов стояла небывалая. Крыша дворца раскалилась докрасна. Поднявшийся ветерок обсыпал пылью раскачивающиеся под перекладиной тела повешенных придворных и подхватил несколько листков бумаги, которые валялись на земле, свернувшись от жары, словно осенние листья.

Полузакрыв глаза, Бэзил, не торопясь, поднялся по ступенькам к главному входу.

Солдаты вскочили и неловко отдали честь. Капитан быстрым шагом последовал за Бэзилом и дернул его за рукав.

— Доброе утро, капитан.

— Доброе утро, ваше превосходительство. Вы к императору?

— Да, как обычно.

— У меня к вам маленькая просьба, ваше превосходительство… Дело в том, что один из повешенных — мой двоюродный брат.

— Да?

— Место, которое он занимал, еще свободно. Эта должность всегда была за нашей семьей… Мой дядя подал прошение его величеству…

— Хорошо, хорошо, я замолвлю за него слово.

— Как раз этого-то и не следует делать. Мой дядя — дурной человек, ваше превосходительство. Это он отравил моего отца. Я в этом уверен. Он домогался моей матери. Было бы очень несправедливо, если б эта должность досталась ему. У меня ведь есть младший брат — человек исключительно способный и преданный императору…

— Очень хорошо, капитан. Я сделаю все, что смогу.

— Да хранит вас Бог, ваше превосходительство.

Кабинет императора был завален европейскими газетами и каталогами. Сет, вооружившись линейкой и карандашом, чертил план реконструкции Дебра-Довы.

— Входите, Сил. Вот видите, город перестраиваю. Боюсь, что англиканским собором придется пожертвовать. Как, впрочем, и всем южным кварталом. Смотрите, вот площадь Сета, а от нее во все стороны будут расходиться бульвары. Вот этот бульвар я назову именем Бэзила Сила.

— Спасибо, Сет.

— А этот — Коннолли авеню.

— Да, кстати, я как раз хотел поговорить с вами о генерале. — И Сил, опустившись на стул, начал издалека, прощупывая почву: — Лично я против Коннолли ничего не имею. Я знаю, вам он нравится, да он и в самом деле настоящий солдат, по-солдатски груб и невоздержан на язык. Но не кажется ли вам. Сет, что он недостаточно современен?

— Да, во время войны он отказался использовать наш Танк.

— Вот видите. Коннолли вообще противник прогресса. Он хочет, чтобы армия подчинялась ему одному. А тут возникла проблема сапог. Вы, наверно, не в курсе, но министерство, рассмотрев этот вопрос, рекомендовало Коннолли обуть своих людей в сапоги. Ведь от этого боеспособность армии увеличится вдвое. Половина всех больных, как вам известно, выбывает из строя из-за нематодоза. Я уж не говорю о престиже. В Европе нет ни одного гвардейского полка, где солдаты ходили бы босиком. Вы же сами видели британских гвардейцев возле Букингемского дворца. До тех пор, пока вы не обуете свою армию в сапоги, Европа не будет вас уважать.