Черная беда

С крыши весь город, действительно, был как на ладони. Их взгляду открылись неровные крыши дворцовых зданий в тени высоких синих эвкалиптов; перед дворцом возвышалась еще до конца не достроенная королевская ложа, откуда император должен был наблюдать за праздничным шествием; вокруг трибуны, прибивая многоцветные флаги, раскладывая ковры и расставляя вдоль дорожки кадки с пальмами и папоротником, семенили маленькие черные фигурки. Отсюда дамы видели, как разветвляется главная улица, один ее конец шел к казармам, а другой — в христианский район города. В небо уходили купола и шпили католической, православной, армянской, англиканской, несторианской церквей, американо-баптистского и мормонского молельных домов; видны были минареты мечети, синагога и плоская белая крыша индуистского Храма змеи. Мисс Тин сделала несколько снимков.

— Не тратьте всю пленку, Сара. Сегодня предстоит еще много интересного.

Солнце стояло уже высоко, и рифленая металлическая крыша раскалилась докрасна. Обе дамы откинулись на подушки, прикрылись зелеными зонтами, пригрелись и сами не заметили, как задремали.

Начало праздничного шествия было намечено на одиннадцать утра, однако шел уже первый час дня, когда леди Милдред, внезапно пробудившись от сна и фыркнув, сказала подруге:

— Сара, по-моему, начинается.

Дамы привстали и перегнулись через парапет, испытав при этом легкое головокружение, — жара и в самом деле стояла непереносимая. Из нарастающего гула толпы вырывались характерные для местных женщин утробные выкрики. Возле королевской ложи, в четверти мили от отеля, возникло какое-то движение.

— Наверно, император приехал.

Со стороны трибуны легким галопом проскакали десятка полтора улан, загонявших людей в переулки и во дворы, однако стоило им проехать, как толпа вновь выплескивалась на улицу.

— Процессия двинется от вокзала. Смотрите, идут!

В запрудившей улицу толпе вновь поднялось волнение, но оказалось, что это опять были уланы — теперь они возвращались во дворец.

— Боюсь, что это будет продолжаться весь день, — подала голос мисс Тин. — Представляете, как мы проголодаемся.

— Верно, я уже об этом думала. Попробую спуститься вниз и поискать чего-нибудь съестного.

— Не вздумайте, Милдред. Эти нелюди способны на все.

— Ерунда! Не сидеть же здесь целый день с четырьмя сухими печеньями.

И леди Милдред, сдвинув камень, подняла крышку люка и медленно, осторожно спустилась по лестнице. Дверь в ее комнату была открыта, и, проходя мимо, она заметила, что у окна собралось уже довольно много народу. Она спустилась на первый этаж, прошла через ресторан и открыла еще одну дверь; за ней, судя по исходившим оттуда резким запахам, к которым за последние несколько недель леди Милдред уже успела привыкнуть, находилась кухня. Стоило ей приоткрыть дверь в кладовую, как оттуда с угрожающим гудением вылетела целая туча мух. На полках стояли неприкрытые тарелки с какой-то жуткой стряпней. Леди Милдред отшатнулась было, но, взяв себя в руки, стала шарить по полкам глазами. В глиняном кувшине она обнаружила маслины, рядом лежал большой кусок черствого, как камень, хлеба. Прихватив маслины и хлеб и набрав полную грудь воздуха, леди Милдред пустилась в обратный путь.

— Сара, откройте немедленно! — Раздался стук отодвигаемого камня. Зачем же вы закрыли люк? Только о себе и думаете. А если бы за мной гнались?

— Простите, Милдред. Вы совершенно правы, но вас так долго не было, что я, признаться, струсила. Знаете, дорогая, вы пропустили столько интересного.

— Что именно?

— Всего и не расскажешь. Смотрите сами.

Пришедшие в совершенное неистовство люди с громкими возгласами обступили отряд полицейских, которые, выстроившись клином и отгоняя народ бамбуковыми палками, вели сквозь толпу какого-то пожилого арестанта.

— Так, кажется, одевается местное духовенство. Что мог натворить этот бедный старик?

— Да все что угодно. Я перестала верить этим церковникам после того, как викарий… мы его так любили, он был капелланом Лиги защиты четвероногих друзей и с таким чувством говорил о них, а потом…

— Глядите, наконец-то появилась процессия!

Духовой оркестр императорской гвардии грянул азанийский гимн, и в его величественных звуках потонул возникший было конфликт. Азанийцы любили духовой оркестр и мгновенно забыли про арест своего патриарха. За гвардейцами следовали виконт и виконтесса Боз, которые, в конце концов дали согласие на участие в празднике в качестве почетных гостей. Следом, в новеньких фартучках, по четыре в ряд, шествовали девочки из приютской школы имени Амурата, учрежденной покойной императрицей для детей-сирот, чьи родители, высокопоставленные государственные деятели, стали жертвой преступного заговора. Школьницы не без труда несли громадное знамя, на изготовление которого ушло немало уроков кройки и шитья. На знамени колыхалась вышитая шелком надпись: ЖЕНЩИНАМ БУДУЩЕГО — ПУСТЫЕ КОЛЫБЕЛИ. С громкой песней бедные сиротки медленно прошествовали под балконом.

— Умно и красиво, — похвалила мисс Тин. — Боже, Милдред, какой черствый хлеб! Им гвозди забивать можно.