Черная Дорога

Рот ее открылся, тщетно пытаясь вдохнуть. Она отпустила шею противника, тонкие пальцы стиснули предплечье мужчины, она оттолкнулась, пытаясь вынуть нож из тела. Затем женщина покачала головой, словно отказываясь от сопротивления, и пошатнулась.

Впившись корявыми пальцами в волосы на ее затылке, чтобы тварь не могла ускользнуть, а то и выбраться из комнаты, Райтен шагнул вперед, прижав женщину к стене. И когда он повернул нож и повел его вверх, ища сердце, она посмотрела на пирата снизу вверх широко открытыми удивленными глазами.

— Подонок, — выдохнула умирающая.

Кровавая роза расцвела на ее губах, рожденная последним словом-проклятием.

Райтен держал женщину, наблюдая, как жизнь уходит из нее, как стекленеют глаза, слишком хорошо зная, что он отнял у нее. Волна страха вновь накрыла его — кровь продолжала струиться из разорванного горла. Если ей удалось-таки прокусить яремную вену, он за несколько минут истечет кровью, — пират испугался, что избежать смерти уже нельзя. На борту пиратских кораблей в порту Таурук не было лекаря, а все жрецы или заперлись на ночь, или раскапывают могилы заброшенного города. Но кто же знает, сколько среди них целителей?

В следующую секунду тело женщины обмякло и мертвый вес тяжело лег на руки капитана.

Подозрительный от природы, Райтен продолжал держать женщину и нож. Она может прикидываться — даже с погруженными в нее четырьмя дюймами доброй стали. Нечто подобное он и сам успешно проделывал в прошлом, забрав таким образом две чужие жизни.

Подождав еще немного, Райтен понял, что женщина никогда уже больше не пошевелится. Губы ее так и не сомкнулись, на них подсыхала переставшая течь кровь. Пустые безжизненные глаза смотрели сквозь капитана. Лицо лишилось всякого выражения.

— Черт меня побери, женщина, — прошептал Райтен с искренним сожалением. — Если бы я знал раньше, что в тебе скрыт такой огонь, мы бы проводили время куда интереснее.

Он вздохнул, ощутив сладкий аромат духов, которые совсем недавно дал ей сам, потребовав, чтобы она побрызгалась ими перед тем, как лечь к нему в постель. А еще в воздухе стоял густой дух свежей крови. Оба запаха пьянили.

Дверь в его комнату распахнулась.

Райтен, готовый к худшему, развернулся так, чтобы между ним и дверным проемом оказался труп. Нож выскользнул из плоти мертвой женщины и спрятался до поры за ее телом.

В комнату ступил седеющий человек с арбалетом в руках и прищурился от брызнувшего из камина яркого света.

— Кэп? Капитан Райтен?

Мужчина крепко держал арбалет, направляя его прямо на два тела.

— Отведи от меня эту чертову штуковину, Крох! — рявкнул Райтен. — Тебе никогда нельзя было доверить взведенный арбалет.

Моряк опустил оружие, прижав окованный железом приклад к бедру. Он потянулся и стащил с головы засаленную треуголку:

— Прощения просим, только я думал, ты, кэп, где-то среди бешеных вод. То бишь я хочу сказать, борешься со шквалом. Не знал, что ты тут развлекаешься с одной из девок.

— Развлекался, — Райтен с трудом заставил голос звучать спокойно — он все еще хотел знать, в каком состоянии рана на шее, — не только я.

Он отпустил мертвую женщину, и она тяжело рухнула к его ногам.

Капитан самых жестоких пиратов, бороздящих Великое Море и Западный Залив, он обязан был поддерживать свою репутацию. Если кто-то из его экипажа почует слабость, то не преминет воспользоваться ею в своих интересах. В свое время он сам заполучил командование «Барракудой», забрав жизнь ее прежнего капитана.

Крох ухмыльнулся и сплюнул, попав точно в бронзовую плевательницу, задвинутую в угол комнаты. Затем вытер рукавом рот и сказал:

— Похоже, эту ты вконец ухайдакал. Хочешь, приведу тебе другую?

— Нет. — Контролируя страх и любопытство, бурлящие в нем, Райтен вытер окровавленный кинжал об одежду женщины и, пройдя через всю комнату, подошел к старому зеркалу, потрескавшемуся, в темно-серых пятнах на месте осыпавшегося серебряного порошка. — Но она напомнила мне кое о чем, Крох.

— Что такое, кэп?

— Этот треклятый жрец, Чолик, держит нас за лакеев.

Райтен вглядывался в зеркало, изучая рану на горле, осторожно водя пальцем по краям. Слава Свету, кровь больше не льется струей, да и вообще, кажется, прекращает течь.

Плоть между метинами укусов распухла и уже побагровела. Клочки кожи и даже мяса свисали рваными лохмотьями. Райтен знал — останется шрам. Мысль эта была горька — капитан пиратов очень ревностно относился к своей внешности. По всем меркам он был привлекательным мужчиной и хотел, чтобы так оно и оставалось. Впрочем, у него появилось красочное и вполне приемлемое объяснение тому, откуда взялся на его горле синяк.

— Да уж, — хмыкнул Крох. — Эти жрецы, они так и лезут человеку под кожу с этими своими вечно задранными носами. И глядят с этаким презрением, будто рожа у них краше, чем у тебя или у меня. Как-то ночкой, в карауле, я уже подумывал, не отправиться ли мне за одним таким задавакой: да не выпустить ли ему кишки, а потом бросить на видном месте, чтобы другие-то нашли. Авось тогда бы им неповадно было воображать о себе всякое, будто они лучше нас.