Черная дыра

— Я так рад… Слава звездам, вы вернулись! А где Дайо?

— Дайо нужно какое-нибудь кресло-каталка. Айзук пока не разрешает ему ходить. Он был ранен, огнестрел. Хадкор стрелял в него, — пояснил Алан.

Рилонда потемнел лицом.

— Огнестрел? Тяжело ранен?

— Да, тяжело. Но он уже выздоравливает. Айзук сделала ему операцию.

— Айзук, — принц улыбнулся девушке. — Прими мою искреннюю признательность. За профессионализм и бесстрашие. За Гелу и Дайо.

— Ладно, чего уж там, — махнула рукой она, но щеки ее при этом чуть порозовели: было заметно, что ей очень приятно.

Принц жестом подозвал санитаров из дежурившей неподалеку «Скорой помощи» (наученный прошлым опытом, он на всякий случай вызвал медиков заранее), и вскоре эйринец оказался рядом с друзьями.

— Дайо, как же так? — пожалел принц, обнимая его. — Как это получилось?

— Хадкор стрелял в меня, — усмехнулся тот. — За то, что я его предал. Я, видишь ли, оказался плохим другом…

— Дайо… — принц покачал головой. — Ты самый лучший друг во Вселенной.

— Спасибо. А сейчас мне уже намного лучше. Айзук спасла меня.

— Он тоже меня спас, — отозвалась Айзук. — Тогда, ночью, в коридоре.

— Ребята, — взмолился принц. — Хватит обрывочной информации. Я хочу знать все и подробно… Едемте во дворец, там вы мне все расскажете.

— Едем, только надо бы господина Хадкора передать отцу, — Алан указал наверх, на один из иллюминаторов корабля. — Он прилетел с нами, сидел взаперти в каюте.

Принц поднял глаза: за толстым стеклом неясно угадывались очертания человека, следившего за происходящим снаружи.

— Его доставят во дворец, в апартаменты Данхара, я попрошу службу безопасности. Едем же!

Во дворце, в столовой, все расположились за уже сервированным столом, и снова, как и год назад, принялись рассказывать принцу о своих приключениях. Только, как с радостью отметил про себя Алан, теперь их было уже не четверо, а шестеро. Дайо и Айзук смотрели друг на друга с нескрываемой нежностью, а Гелу принц держал за руку с таким выражением лица, будто боялся, что она опять куда-нибудь улетит…

По окончании рассказа Рилонда с минуту сидел молча, собираясь с мыслями.

— Ребята… — наконец произнес он, обводя взглядом друзей. — Это потрясающе. Вы все герои, иначе не скажешь. Алан, посадить корабль вручную без метеороидной защиты… Это настоящий подвиг. Дайо… Я каждый раз восхищаюсь количеством твоих талантов. Про способности к языкам и стрельбе я знал давно, но ты еще и актер, и психолог… Айзук, ты обладаешь лучшими атонскими качествами — смелостью и благородством. Энита, твоя чуткость — что-то невероятное. Суметь понять такой сложный и неоднозначный характер, как у Хадкора, суметь найти для него убедительные, трогающие слова… Ребята, я так счастлив, что вы — мои друзья…

Алан переглянулся с товарищами — вид у всех был несколько смущенный от такого количества похвал, но было очевидно, что искренние комплименты принца пришлись всем по душе.

— Спасибо вам, — продолжал Рилонда. — От меня и всех атонцев, а уж номийцы-то, без сомнения, будут благодарны вам еще много веков… Только, вы же понимаете, что эту историю должны узнать все, поэтому придется вам потерпеть журналистов… Сегодня дадите интервью, а потом — отдыхайте. На завтрашнее утро назначим подписание соглашения глав планет по Декстре, без господина Данхара, которого вежливо попросим удалиться домой, после совещания организуем пресс-конференцию руководителей. А послезавтра я полностью освобожусь для вас. У нас еще немало времени, успеем посетить все самые интересные места на Атоне.

Запись интервью состоялась после обеда, а трансляция — вечером. И восемь миллиардов атонцев, прильнув к экранам и затаив дыхание, слушали о событиях, произошедших на «Урагане»…

Но кроме них, новости смотрел и еще один человек — человек, поникший, съежившийся в кресле одной из комнат гостевого крыла королевского дворца. Хадкор не отрывал глаз от Эниты, улыбавшейся с экрана, и думал о том, что, вернувшись на Вергу, он больше, наверное, никогда не увидит девушку, ставшую для него светом, отрадой, надеждой на лучшее в его исковерканной жизни. И выправлять, приводить в порядок эту самую жизнь ему придется теперь в полном одиночестве, в глухой, безнадежной пустоте, без чьего-либо участия и поддержки… А спутниками его отныне надолго станут только боль и кромешная тоска…

— Хадкор, ты здесь? — дверь неожиданно отворилась, и в комнату вошел отец. — А, смотришь… Упиваешься своим позором?

Хадкор взглянул на него исподлобья и молча опустил голову. Господин Данхар сел напротив.

— Я все предусмотрел, кроме того, что ты влюбишься в эту девчонку. Так нелепо сдаться, провалить операцию! Проклятые эмоции, вечно они все портят!

— Не всегда, — с трудом выдавил Хадкор.

Отец смерил его презрительным взглядом.

— Рассуждаешь, как твоя мать… Ее дурацкое воспитание… Надо было мне разобраться с ней раньше… Чего тянул, сам не пойму…

При этих словах Хадкор замер, потрясенно распахнув глаза; ужас, гнев, негодование охватили его…