Черная дыра. Как Европа сделала Африку нищей

В частности, можно ожидать, что по мере укрепления в Африке капитализма будет увеличиваться и численность пролетариата. Темпы этого роста будут, по-видимому, невысокими. Однако о признаках пролетаризации свидетельствуют не столько темпы роста численности наемной рабочей силы, сколько значительный и широкомасштабный рост так называемого неорганизованного сектора (informal sector). Неорганизованный сектор составляют люди различных видов занятости за пределами действия официальной структуры заработной платы, такие, как придорожные механики, торговцы вразнос, чистильщики обуви и т. д. Представители неорганизованного сектора совершают, образно говоря, остановку на полпути к пролетаризации. В 1970 г. проведенное Обществом экономических и финансовых исследований (СЕТЕФ) исследование позволило выявить, что занятое население Берега Слоновой Кости распределяется следующим образом: 11,7 % – организованный сектор и 88,3 % – неорганизованный. Африканские правительства и такие международные организации, как МОТ, Мировой банк и ЭКА, по-видимому, очень заинтересованы в институционализации и стабилизации неорганизованного сектора. Однако нет никаких признаков, что они могут остановить или существенно замедлить процесс пролетаризации. Ожидают, что численность крестьян будет снижаться, но характер их взаимоотношений с классом капиталистов по-прежнему сохранится. Описанный выше сложный механизм эксплуатации крестьян и впредь будет действовать. Можно ожидать классовой дифференциации крестьянства. По всем признакам такая дифференциация происходит медленно.

В классовой структуре Африки наблюдается усиливающаяся тенденция к расширению экономической пропасти между крестьянством и кучкой влиятельных землевладельцев и аграрных капиталистов. Отчет миссии МОТ в Кении («Employment Incomes and Equality», ILO, Geneva, 1972) показывает, что происходит именно такого рода классовая дифференциация. В нескольких других исследованиях делаются такие же выводы. Например, в исследовании проблем сельскохозяйственной Кении (Africa Report № 1, 2, 1972). Муди приходит к следующему выводу: «В Кении реальный процесс формирования классов на основе владения землей происходит в связи с различиями в эксплуатации земли внутри и за пределами выделенных районов. Например, из общей площади сельскохозяйственных угодий Кении, оцененной в 6,7 млн га, 1,1 млн га до сих пор принадлежит лишь примерно 1500 владельцам. На 0,6 млн га площадей, занимаемых системой поселений, приходится приблизительно 53 тыс. семей, а на оставшиеся 5 млн га “резервных” площадей – примерно 1,3 млн хозяйств. Другими словами, 0,1 % землевладельцев владеют в среднем 714 га, а 94 % других землевладельцев – в среднем 3,8 га». Приведенные данные поверхностны, однако представляется, что указанная тенденция довольно характерна и для таких стран, как Кения, Сенегал, Камерун, Малави, Берег Слоновой Кости и Нигерия. Для Танзании, Мозамбика, Анголы и Эфиопии она менее показательна, хотя эти страны для Африки скорее исключение, чем правило. Наиболее заметные изменения происходят в отношениях и в характере противоречий внутри класса капиталистов. Основной момент в исследовании этого вопроса, и момент довольно важный, – определенная «африканизация» класса капиталистов в африканских странах после их политического освобождения.

Она определяется тремя факторами: во-первых, попытками колониальных правительств создать африканскую «элиту», разделявшую их ценности, привязанную к их интересам и способную управлять от их имени после освобождения; во-вторых, попытками национальных лидеров, пришедших к власти после завоевания независимости, «африканизировать» собственность и контроль над экономикой и, в-третьих, их усилиями укрепить материальную базу и превратить официальные полномочия в реальную власть. Мы проиллюстрируем этот процесс «африканизации» правящего класса опытом Кении. Когда англичане увидели, что политическое освобождение Кении неизбежно, они решили сами выбрать себе наследников.