Черная дыра (книга 2)

– Просто несчастный, – повторил принц. – Он просто не способен любить. Вы знаете, господин Данхар, что такое черная дыра? Так вот, настоящая черная дыра – это Ваша ненависть к людям. Уничтожающая все вокруг себя…

Он еще раз печально усмехнулся, развернулся и направился к выходу. За ним потянулись и остальные. Нуранда, брезгливо глядя на вергийца, подозвал двух сотрудников и отдал приказ о сопровождении.

Вернувшись во дворец, в собственную гостиную, Рилонда включил телевизор: как и следовало ожидать, все каналы показывали его самого. Журналистские «летуны» сработали добросовестно, и теперь разыгравшаяся в Корпусе Госсовета драма препарировалась в новостях со всех возможных ракурсов, до мельчайших подробностей.

Он налил себе маньяри и уселся на диван, чувствуя усталость и опустошение. За окном уже вечерело. День действительно выдался трудным…

– Сынок, ты у себя? – в приоткрытую дверь заглянул король.

– Да, пап, заходи, – пригласил Рилонда.

Гаренда вошел, и, сев рядом с сыном, кивнул на телевизор:

– Смотришь?

– Да так, для фона…

Король улыбнулся.

– Ты был великолепен. Смело, решительно, мудро разобрался с такой каверзной ситуацией! То, как ты действовал, достойно восхищения. Я тобой горжусь! Твои высказывания о репутации атонцев, о черной дыре цитирует вся планета. В интернете сотни тысяч откликов. Поздравляю с очередным успехом, сынок.

Рилонда вздохнул.

– Спасибо, пап. Мне очень приятно, что ты мной гордишься.

Король внимательно посмотрел на него.

– Почему тогда такой хмурый? А, понимаю… Беспокоишься за Гелу и друзей? Но ведь ты прекрасно все подготовил. За сутки организовал сложнейшую операцию, предусмотрел все до мелочей, вплоть до нейтрализатора… Я уверен, все пройдет гладко.

Рилонда опустил голову.

– Мне плохо, пап. Мне очень плохо… Что бы я ни делал, на что бы ни отвлекался, мои мысли – только о Геле. Ведь я не знаю даже, жива ли она. А если жива… – он запнулся, – моя ли она.

– Ты сомневаешься в ней? – тихо спросил король.

– В ней – нет. Я знаю, она любит меня. А вот в нем… Вообще-то Веланда – хороший человек, более того – он мой друг, и я очень дорожу нашей дружбой… Но любовь… Она все путает, она не слушается разума, она воспламеняет, она открывает в людях такое, о чем они и сами не подозревают… Поэтому я, даже зная Веланду, не могу прогнозировать, как он поведет себя, оставшись с Гелой наедине в пустом корабле… А самое невыносимое, что я лишен возможности как-то повлиять на события…

Король нахмурился.

– Да если он посмеет хоть пальцем ее тронуть… Я ему тут устрою такое… Не посмотрю, что гений.

Рилонда грустно улыбнулся.

– Да разве дело в наказании, папа…

– Но мне тяжело смотреть, как ты страдаешь.

– Хорошо, я постараюсь настроиться пооптимистичнее… И спасибо тебе за поддержку.

Когда король ушел, Рилонда вышел на балкон. На королевский сад осторожно, крадучись, спускалась ночь; небо постепенно темнело, словно невидимый художник проводил по нему широкой кистью, накладывая мазок за мазком; затем пейзажист аккуратно нанес на свой гигантский холст золотисто-алые точки звезд. Принц вспомнил, как накануне отлета экспедиции на Декстру, поздним вечером, вот также стояли они на балконе с Гелой, обнявшись, смотрели друг другу в глаза и не могли наглядеться, а сердце его мучительно стонало и плакало от предстоящей разлуки.

– Пожалуйста, береги себя, – попросил ее он. – Дальний путь в космосе, совершенно незнакомая планета… Опасности могут быть на каждом шагу. А твоя страсть к исследованиям… Она слишком кипучая… А я ведь не смогу без тебя жить. Пообещай мне быть осмотрительной и благоразумной. Пообещай…

Она улыбнулась.

– Я понимаю, что ты будешь тревожиться за меня… Поэтому обещаю быть осмотрительной и благоразумной… И поумерить кипучую страсть… А еще я хочу, чтобы ты знал, был уверен: я никогда не сделаю тебе больно.

Пронзительная нежность охватила его.

– Я тоже, – прошептал он.

И вспоминая об этом, он вдруг ощутил нечто странное: словно какая-то фантастическая, волшебная связующая нить протянулась между ним и ней сквозь миллионы парсеков, сквозь атомарные облака и межзвездную пыль, и он отчетливо понял, что вот сейчас, именно в эти мгновения ей там, вдали, очень больно и очень плохо…

И, отчаянно вглядываясь в темное небо, он воскликнул так, словно она могла его слышать:

– Пожалуйста, живи! Только живи! Сердце мое… Жизнь моя… Да хранит тебя любовь моя!

И долго-долго еще вполголоса твердил, как заклинание:

– Да хранит тебя любовь моя…

ГЛАВА 8. ШТУРВАЛ

Наступил день прилета на Ном. С самого утра Алан пребывал в напряжении: казалось, в его теле туго натянуты каждая мышца, каждый нерв. Друзья тоже были «на взводе»: Айзук за завтраком нервно барабанила пальцами по столу, Дайо успел шепнуть, что постарается не отходить от Хадкора.

После обеда Алан заметил, что первый пилот проявляет явные признаки беспокойства. Он то и дело подходил к иллюминатору и недоуменно вглядывался вдаль. Наконец, пробормотав: «Ничего не понимаю», и, бросив Алану: «Сейчас вернусь», вышел из рубки.