Черная гора

Мужчина не спеша прошагал к двери и вошел в дом. Немного погодя он принес все, о чем его просили. Вулф поставил таз, старый, но чистый, на каменную плиту у колодца, наполнил его наполовину водой, снял куртку и свитер, закатал рукава и умылся. Я последовал его примеру. Вода была такая холодная, что у меня окоченели пальцы. Но я проявил чрезвычайное мужество. Серое льняное полотенце, выглаженное и аккуратно сложенное, оказалось двух футов в ширину и четырех в длину. Мы причесались, почистили зубы. Упаковав в рюкзак расчески и зубные щетки, я налил в таз свежей воды, поставил его на землю, сел на камень, снял носки и ботинки и опустил ноги в воду. Резкая боль пронзила каждый мой нерв. Вулф стоял, внимательно глядя на таз.

— Ты собираешься вымыть их с мылом? — тоскливо спросил он.

— Не знаю. Еще не решил.

— Ты бы сначала их растер.

— Нет, — сказал я. — У меня другая проблема — я содрал кожу.

Он сел рядом со мной на камень, внимательно наблюдая за тем, как я плескаюсь в тазу. Я осторожно вытер ноги полотенцем, надел чистые носки, постирал грязные и повесил их сушиться на солнышке. Когда я начал мыть таз, Вулф вдруг выпалил:

— Подожди минутку. Я, пожалуй, рискну.

— Хорошо. Но как бы вам не пришлось идти в Риеку босиком.

Однако эксперимент осуществить не удалось, потому что появился хозяин и что-то произнес. Вулф встал и направился к дому, я за ним.

Потолок в комнате оказался не таким низким, как я ожидал. Обои на стенах были зеленые с желтым, но их почти не удавалось разглядеть, так как стены были увешаны огромным количеством картинок одинакового размера. На полу лежали коврики, стояли шкафы и стулья и большая железная печь. У окна я увидел стол, покрытый красной скатертью. Он был накрыт на двоих — лежали ножи, вилки, ложки и салфетки. Мы с Вулфом сели, и в дверь с аркой наверху вошли две женщины. Одна из них, средних лет, с острыми черными глазками, в одеянии, сделанном не иначе как из старого брезента, несла нагруженный поднос. Вторая, которая шла следом, заставила меня забыть о голоде на целых десять секунд. Я не видел ее глаз, потому что они были опущены, но при виде всего остального авторитет Черногории взлетел в моих глазах гораздо выше вершины Черной горы. Когда они поставили еду и ушли, я спросил Вулфа:

— Как вы думаете, их дочь всегда носит эту белую блузку и расшитый зеленый жилет?

Он фыркнул:

— Конечно, нет! Она услышала, что мы говорим на иностранном языке и невероятно много заплатили за еду. Может ли черногорская девушка упустить такой случай? — Он снова фыркнул. — Или любая другая девушка? Поэтому она переоделась.

— Это зависит от отношения, — возразил я. — Мы должны отдать должное ее хлопотам. Если вы хотите снять ботинки, действуйте, и мы можем арендовать стог на неделю, пока у вас не спадет отек.

Он не удостоил меня ответом. Через десять минут я спросил его:

— Почему они добавляют в колбасу бензин?

На самом деле еда оказалась совсем неплохой. Яйца были превосходны, черный хлеб кисловат, но вполне съедобен, а вишневый джем из глиняного горшочка оказал бы честь любому ресторану. Позднее кто-то сказал Вулфу, что в Белграде свежие яйца продаются по сорок динаров за штуку, а мы съели по пять, то есть оказались не такими уж транжирами. После первого глотка я отставил чай, хотя вода была вполне приличной. Когда я намазывал джем на хлеб, вошел хозяин и что-то сказал Вулфу. Я полюбопытствовал, в чем дело. Вулф ответил, что телега готова.

— Какая телега? — спросил я.

Он ответил:

— Чтобы ехать в Риеку.

— Впервые слышу о телеге, — пожаловался я. — Было договорено, что вы мне пересказываете все разговоры полностью. Вы же всегда утверждали, что, если я что-то пропускаю, вы никогда не можете знать, ухватили вы рациональное зерно или нет. А теперь я чувствую то же самое.

Думаю, Вулф меня не слышал. Теперь он был сыт, но нужно было снова вставать и идти, и он слишком этого боялся, чтобы еще спорить со мной. Когда мы все-таки встали, отодвинув стулья, в дверях появилась дочь хозяина и что-то сказала.

— Что она говорит? — спросил я.

— Sretan put.

— По буквам, пожалуйста.

Вулф повторил по буквам.

— Что это значит?

— Счастливого пути.

— А как сказать: «Путь был бы намного счастливее, если бы вы были с нами»?

— Не надо. — Он уже шел к двери. Не желая быть грубым, я подошел к дочери и протянул ей руку. Ее рукопожатие было приятным и сильным. На мгновение она взглянула на меня и тут же опустила глаза.

— Розы красные, — отчетливо произнес я, — фиалки синие, сахар сладкий, а все вместе — это вы.

Я легко сжал ей руку и вышел. Вулф стоял в ярде от дома, скрестив руки на груди и поджав губы, глядя на повозку, которая действительно этого заслуживала. Лошадь была еще ничего — низкорослая, скорее пони, чем лошадь, но в хорошей форме, однако телега, в которую она была впряжена, представляла собой простой деревянный ящик на двух колесах, обитых железом.

— Хозяин говорит, — горько сказал Вулф, — что положил сена, чтобы было помягче.

Я кивнул:

— Вы не доедете живым до Риеки.

ГЛАВА 8