Чёрная Гронья

В свете луны сверкнул кинжал с инкрустированной рукояткой. Ведьма полоснула им по подушечкам пальцев левой руки и резко провела продолговатыми порезами по струнам из волос мертвецов. Над кладбищем раздался протяжный стон из четырёх голосов, на могильную землю упали капли свежей крови. Не произнося ни звука, ведьма достала из сумки флягу с зельем. Цокнула пробка, фляжка медленно опустошалась.

– Среди нас, ведьм и диких тварей лесных, – она продолжала поливать инструмент зельем. – Не очень любят таких, как барон – охотящихся на потеху и проливающих кровь без причины. А как насчёт тебя, мальчик мой?

Пробка снова встала на своё место. Ведьма встряхнула фляжку и повязала пояс поверх праздничного платья, заляпанного могильной землёй, перемешанной с кровью. Чёрная Гронья повернулась к могильному камню и вновь достала кинжал. Лезвие четыре раза ударило по его поверхности, оставив продолговатые сколы. Гронья провела по ним окровавленными пальцами, и трещины стали сливаться в имена тех, кто лежал под этим камнем.

– «Кирие», «Глория», «Кредо», «Эгиль». Четыре барда, четыре таланта, зарытые в землю… Не ты вязал им петлю на шею, не ты сталкивал их с крыши, верно?

Молодой стражник почувствовал, как земля под его ногами начинает дрожать.

– Отвечай мне.

– Пожалуйста, не убивай меня.

– Не скули! Я не терплю этого! – ведьма сорвалась на крик. – Я требую ответа!

Стражник встал на колени, но не удержал равновесие и упал в грязь кладбища.

– Это дочь хозяина! Госпожа Ида! Это она пожелала их убивать! – не своим голосом ответил он. – Говорила, что ей скучно! Она сама сталкивала их с крыши!

– Скучно? – рот Гроньи искривился в усмешке. – Скучно… Ха-ха. От скуки птицы начинают выщипывать себе перья – и не останавливаются до тех пор, пока не понимают, что уже не могут подняться в воздух…

Ведьма замолчала, стражник боялся пошевелиться и поднять голову. Где-то над ними пролетела стая ворон.

– Последний мальчик, который приходил до меня.

– Эгиль?

– Ты запомнил его имя…, – голос ведьмы стал тихим, как шелест ночного ветра. – Почему ты не предупредил его? Боялся гнева хозяина?

Стражник еле проглотил горькую слюну.

– Я хотел! Я пытался спасти последнего! Он был совсем ребёнком! Но нас поймали, когда мы шли через овчарню… Меня чуть до смерти не засекли, а его – убили!

Над ним нависла тень, а потом цепкие пальцы схватили его за волосы и приподняли над землёй. Молодой стражник в ужасе смотрел в горящие ненавистью глаза ведьмы.

– Сколько тебе лет?

Стражник попытался ответить, но ведьма цыкнула языком.

– Я вижу, не говори, просто смотри на меня. Ха, ты на десять лет старше моего Эгиля. Есть у тебя кто-то? Есть, хорошо – мать осталась, братья и сестры, отец умер от мора, семью на себе несёшь… Какой же ты?.. Хороший мальчик?.. Или же нет?

Гронья облизала губы и продолжила буравить взглядом перепуганного стражника.

– Ты думаешь, впустил ведьму, накормил её, обогрел, уважение проявил – и этого мне будет достаточно? Достаточно, чтобы я тебя не убила?

Она поднесла фляжку к губам стражника и влила ему в рот зелье.

– Одной капли достаточно, мой мальчик. Теперь, слушай внимательно, – голос ведьмы стал раздаваться как будто из-за какой-то завесы. – Иди обратно в поместье и выведи оттуда всех невинных людей. Закончишь – поставь лестницу к окну спальни своего хозяина и уходи сам. Иди домой к семье, понял?

Стражник кивнул, перед глазами всё плыло.

– И здесь не было никакой ведьмы, ясно?

И снова кивок.

– Знаешь, меня всю жизнь гнали. Хоть толики человеческого отношения иногда и правда бывает достаточно. Считай, что я тебя простила, – ведьма начала настраивать инструмент. – А теперь, будь хорошим мальчиком, возвращайся к своему хозяину.

* * *

Через час, по всему поместью лилась тихая колыбельная – новые струны исполняли свою самую лучшую песню. Души четырёх мёртвых бардов играли как при жизни – нервная флейта, расстроенная лютня, плачущая виола и стонущая лира звучали квартетом. Эти звуки проникали в каждую комнату поместья, проникали в сны своих убийц – и обрывали там их жизни.

– Порог сна и порог смерти – в какую же сторону откроется эта дверь, на какой ноте завершится песнь жизни, – ведьма надвинула капюшон на лицо – только кончик носа выглядывал, да улыбка светилась.

Песня подходила к финалу, зубы оскалились сильнее. От кровати под балдахином послышался тихий вздох – в имении барона стало тихо.

– Мой милый Эгиль всю жизнь хотел быть бардом, – чёрные пулены с обрезанными носами ступали по мохнатому ковру. – Талантливый мальчик, очень. В пятнадцать лет – и так играть! Дар от Бога, честно. Да где же этот Бог был, когда вы убивали его, а? Милого ангелочка с лирой! Да как у тебя – падали гнилой, рука поднялась на него?

Глаза, с морщинками в углах, прищурились.

– Но тут уже ничего не поделаешь, – откинув полог, она села на кровать. – Загубил ты его, как и троих до него. Я дала себе слово, что такое, по крайней мере, здесь, больше не повторится.

Она наклонилась над мёртвым бароном.