Черная икона

Снаружи не утихают крики и стрельба, стены часовни содрогаются от разрывов гранат, так что с крыши сыпется известка. Но Галина уже не обращает внимания на это — она чувствует себя так будто в ней лежит огромный камень. Черная девушка с лицом-черепом садится рядом и с легкой улыбкой на полных губах, поднимает с пола кучку земли, посыпая обнаженное тело. Лезвие кинжала вдавливается в белую кожу и вдоль ребер течет струйка алой крови, орошающей землю с могилы.

— Черное и красное, — бормочет она, — смерть и борьба!

Кинжал покрывает кожу замысловатыми узорами, особенно уделяя внимание тем местам, где набухли синяки и кровоподтеки от избиений насильников. Но — странное дело, — чем больше порезов покрывает тело Галины, тем слабее становится жуткая боль.

— Семь ран, семь ударов кинжалом, — нараспев говорит Челита, — семь негодяев принесенных в жертву. Именем Дантор, я призываю тебя джаб — из тела выйди, боль, хворь, смерть с собой забери, врагам отдай. Тело это не для тебя, не для червей могильных, не для Хозяина Кладбища. Эрзули Дантор, Черная Госпожа, взываю к тебе…

Пули ударяли о стены и дверь часовни, но ни Галина, ни Чалита уже не обращали на это внимания. Чалита, закатив глаза и оскалив зубы продолжала выкрикивать заклинания и страшные тени плясали на стенах в мерцающем пламени свечей и все вокруг было словно наполнено предчувствием Иного. Древний языческий праздник мертвых, что праздновали в этих краях еще белобородые друиды кельтов, давших название и городу и народу Галины. Кровавые их обряды унаследовали готы, приносившие жертвы безжалостной богине Нерте. Вслед за ними в святилищах над Збручем кровавую тризну справляли славяне, чтившие Богиню Зимы, Смерти и Вечного Мрака. После крещения, скрывшись под именами христианских святых, иные божества Старой Европы проникли и за океан, чтобы влиться в пантеон темного культа, затерявшись меж богов кровавой Дагомеи и темными духами индейских каннибалов. Там же древний языческий праздник пережил второе рождение став днем Барона Самеди. И в этот же день ныне, руками мамбо с объятого войной Гаити, древние боги вновь торили путь в свою исконную вотчину.

Снаружи ударили четыре выстрелы, послышался предсмертный крик и в этот же момент в теле Галины напряглась каждая мышца, натянутые как страну сухожилия казалось вот-вот порвутся, когда внезапно она почувствовала страшное облегчение и тут же стены часовни огласил первый крик младенца. Челита, принявшая на руки младенца, вложила его в руки матери и девушка подняла залитое слезами лицо к икону. И тут же слова благодарственной молитвы застыли на ее губах.

Шрамы на лице Черной Мадонны превратились в свежие раны, мироточащие алой кровью. На губах Эрзули-Богоматери змеилась торжествующая улыбка, глаза светились желтым огнем, как у кошки. На глазах у пораженной Галины младенец на ее руках повернул голову и она чуть не закричала, увидев у него вместо лица ухмыляющийся череп одетый в черный цилиндр.

* * *

Одна из украинских чот попала в окружение рядом с часовней Святого Валентина. Войти в саму часовню бандеровцы не успели — красные подошли слишком близко, стреляя почти в упор. Ожесточенный бой средь могил превратился в кровавую бойню — и хотя Советы тоже понесли потери, чета была уничтожена полностью. Старинное кладбище представляло жуткую картину — поваленные кресты, провалившиеся могилы, в которых прах давно умерших жителей смешался с плотью и кровью только что убитых.

— Пусть кто-нибудь проверит часовню, — мотнул головой командир с погонами польского лейтенанта, — может там есть кто?

Двое солдат кинулись выполнять приказ, но не успели сделать и пары шагов, когда дверь отворилась. Оторопевшие красноармейцы уставились на выходившую из дверей девушку в белой рубахе. Длинные темные волосы свешивались на лицои обнажившуюся грудь, к которой припал испачканный кровью младенец.

Первым опомнился командир — его лицо из растерянного стало жестко-злым, он начал медленно поднимать винтовку.

— Щенком разжалобить хочешь, тварь?! — сплюнул он, — так сдохнешь с ним!

Он целил в голову, но то ли рука дрогнула, то ли еще что-то — но пуля ударила в плечо девушки. Фонтанчик крови выплеснулся наружу, кормящая мать покачнулась и подняла голову, взглянув прямо на переодетого чекиста.

Лицо вышедшей из часовни было иссиня-черным, левую щеку покрывал ряд уродливых шрамов, сочащихся кровью и гноем. Вместо глаз — черные дыры, в которых клубится кромешная тьма. Демоническая женщина медленно улыбнулась, обнажив черные зубы и чекист почувствовал, как его шаровары вдруг стали мокрыми и теплыми. Ребенок оторвался от груди и поднял голову, сверкнув ярко-желтыми глазами. Истошный плач вырвался из распахнутого младенческого ротика с острыми как игры зубами.