«Нет, – покачала головой Мона, – все было не так. Семья здесь ни при чем. Скажу просто – ребенка увезли, и я не знала, что с ним произошло. Но семья не виновата».
«Тогда кто? Отец?» – спросил я.
«Нет. Я ведь говорила, случилось что-то ужасное. Я не могу тебе всего рассказать. Скажу лишь одно: я могу в любое время получить весть о своем ребенке. – Мона тщательно подбирала слова. – Его, возможно, мне вернут. Я пока жду новостей – плохих или хороших. Но до сих пор ничего не получила. Одно молчание».
«Ты знаешь, где находится ребенок? – спросил я. – Мона, я пойду и заберу его! Я верну его тебе».
«Квинн, в тебе столько силы, столько уверенности, – сказала Мона. – Просто быть с тобой рядом – уже сплошное наслаждение. Но нет, я не знаю, где сейчас ребенок. Мне кажется, он в Англии, но я точно не знаю. А когда мы путешествовали по Европе, я, в общем-то, старалась его отыскать. Но от того, кто его забрал, я не получила до сих пор ни слова».
«Мона, это ужасно».
«Нет, – сказала она, покачав головой. На ее ресницах повисли слезинки. – Все не так страшно, как кажется. В том человеке много любви, а ребенок... ребенок был исключительный. – Ее голос осекся. – Я не хотела отдавать его, но пришлось. Ребенка забрал любящий мягкий человек, способный о нем позаботиться».
Я был настолько сбит с толку, что не сумел задать разумный вопрос.
«Если ты хотя бы подозреваешь, где сейчас этот человек, я поеду к нему».
Она покачала головой.
«Когда-то мы знали, как связаться с ним. Роуан и Майкл – мои кузены, а теперь и приемные родители – знали этого человека очень хорошо. Но сейчас связь с ним потеряна».
«Мона, позволь мне взять эту заботу на себя, позволь мне отправиться за этим человеком, позволь мне вернуть тебе ребенка».
«Квинн, мои родственники не раз пытались это сделать. В их распоряжении были ресурсы мэйфейровского наследия, но, сколько они ни бились, так и не нашли ни самого человека, ни ребенка. Мне не нужны твои клятвы, что ты постараешься это сделать. Я не хочу, чтобы ты даже думал об этом. Я только хочу, чтобы ты выслушал меня. Я только хочу, чтобы ты поклялся никогда никому не рассказывать о том, что сейчас узнал».
Я поцеловал ее.
«Я тебя понимаю, – сказал я. – У нас еще будут дети, наши общие дети».
«Это было бы чудесно, – сказала она. – Просто чудесно».
Мы сползли с подушек на покрывало и начали друг друга раздевать, пуговицы за пуговицей, застежка за застежкой, и так, пока не остались голыми на той самой кровати, где я всю жизнь спал так безгрешно сначала рядом с Маленькой Идой, а потом с Большой Рамоной. В общем, кровать прошла, как мне показалось, боевое крещение, и я был счастлив.
А потом я заснул.
И мне приснилось, что в дверь спальни стучит Ревекка. Я будто бы бодрствовал, хотя знал, что сплю. И я сказал во сне Ревекке, чтобы она уходила. Сказал ей, что сделал все для нее, что только мог. А потом мы затеяли с ней драку. Прямо на верхней площадке лестницы. Она набросилась на меня, как дикая кошка, и мне пришлось с силой спустить ее с лестницы, приговаривая на ходу, что она должна покинуть Блэквуд-Мэнор, что она мертва и давным-давно превратилась в прах, что она должна с этим смириться.
Ревекка опустилась на последнюю ступеньку и начала жалобно рыдать.
«Тебе нельзя сюда больше приходить, – сказал я. – Тебя ждет Свет. Тебя ждет Бог. Я верю в этот Свет».
Гостиная вновь наполнилась скорбящими, до меня доносились отголоски молитвы, «Радуйся, Мария, Благодати Полная», а потом я опять увидел, как Вирджиния Ли села в гробу, сложив руки, и сразу одним грациозным балетным шагом оказалась на полу, взметнув юбками. Она вцепилась в Ревекку, и они вместе выкатились через парадные двери дома, два призрака, Вирджиния Ли и Ревекка, и я слышал голос Вирджинии Ли: «Ты опять несешь беду в мой дом? Ты опять отрываешь меня от света!»
Ревекка верещала как резаная.
«Жизнь за мою жизнь. Смерть за мою смерть».
Наступило молчание. Позднее я уселся на ступени лестницы, мне очень хотелось проснуться и оказаться наверху, в своей постели, но я не смог этого сделать.
Кто-то постучал по моему плечу. Я поднял глаза. Это была Вирджиния Ли, очень хорошенькая, очень оживленная, хотя на ней и было похоронное синее платье.
«Покинь это место, Тарквиний, – сказала она с нежной ноткой в голосе. – Ступай отсюда, Тарквиний, покинь этот дом. Здесь поселилось зло, оно тебя поджидает».
Я проснулся в поту, сел и уставился перед собой. В углу, возле компьютера, сидел Гоблин и просто наблюдал за мной.
Рядом крепко спала Мона.
Я ушел в душ, а когда увидел за стеклом тень Гоблина, то быстро домылся, вытерся полотенцем и оделся. Он стоял за моей спиной и смотрел на меня в зеркало из-за плеча. Лицо у него не выражало прежнего коварства, и я молился, чтобы он не догадался о моих опасениях. И вообще он не казался из плоти и крови, как в Новом Орлеане, даже несмотря на влажный воздух. Я обрадовался этому.
«Ты тоже любишь Мону?» – спросил я, словно меня это действительно интересовало.
«Мона хорошая. Мона сильная, – ответил он, – но Мона причинит тебе боль».