Черная камея

– Я и в первый раз тебе говорил, что не вижу его, – терпеливо ответил Лестат. – Не видел до тех пор, пока он не выпил кровь. Только тогда я смог различить его силуэт, очерченный кровью. В этот раз случилось то же самое, и я направил огонь на эту кровь. Ну а что случилось бы, напади он на тебя вновь? Не думаю, что те крошечные искорки причинили бы тебе боль. Они ведь мгновенно остывают. Но на всякий случай, если он вновь объявится, я воспользуюсь другой силой – той, которой ты тоже обладаешь и которую некоторые называют Мысленным даром. Но не для того, чтобы прочесть его мысли, а для того, чтобы одной только силой внушения оттолкнуть его, прогнать навсегда. Защищаясь, он станет слабым, и ему придется ретироваться.

– Но как же мне оттолкнуть то, что по природе своей нематериально? – спросил я.

– Он материален, – поправил меня Лестат. – Просто материя, из которой он состоит, нам неведома. Подумай как следует.

– При любой попытке оттолкнуть его, – согласно кивнув, признался я, – что-то происходит в моем сознании, и в следующую секунду он сливается со мной. Внутри меня разливается блаженство, греховное наслаждение от того, что мы с ним едины, и тело, а вместе с ним и душу охватывает озноб. Это соблазнительное и в то же время подавляющее ощущение тут же превращает меня в раба Гоблина.

Одно только воспоминание о тесном союзе с моим призраком заставило меня задрожать и почувствовать приятную онемелость во всем теле. Я взглянул на свои руки. Все крошечные ранки затянулись. Я ощупал лицо, и перед моим мысленным взором вновь возникли картины прошлого, а вместе с ними пришло отчетливое понимание нерушимой зависимости от Гоблина.

– Он стал моим вампиром, – вздохнул я. – Он насыщается мною, он заползает в меня, становясь мною. Я... Да, я его раб.

– Но ты раб, который хочет избавиться от своего хозяина, – задумчиво произнес Лестат. – А что, после каждого его нападения чувство греховного наслаждения становится сильнее?

– Да, да, – подтвердил я. – Знаешь, ведь в течение многих лет, очень непростых для меня лет, он был моим единственным другом. Еще до того, как в Блэквуд-Мэнор приехал Нэш Пенфилд. Еще до появления моей учительницы Линелль. И даже Линелль не мешала Гоблину всегда быть рядом. Я никак не мог примириться с теми, кто не выносил моих разговоров с Гоблином. Пэтси ненавидела, когда я с ним беседовал. Пэтси – это моя матушка, не забыл? Временами доходило до смешного, но битвы были нешуточные. Пэтси имела обыкновение топать ногой и верещать во все горло: «Если ты сейчас же не прекратишь болтать со своим проклятым привидением, я ухожу!» Вот тетушка Куин – другое дело. Ее невозмутимости и удивительному хладнокровию можно позавидовать. Я мог бы поклясться, что она сама видела Гоблина, хотя тетушка в этом ни за что не признается.

– Отчего же? – поинтересовался Лестат.

– Да пойми же, все считали, что Гоблин дурно на меня влияет, а следовательно, они не должны поощрять дружбу ребенка и неизвестно кого. Именно поэтому домашние не хотели, чтобы я связывался с Таламаской. Они боялись, что Стирлинг и Таламаска разовьют во мне эту проклятую способность видеть призраков и духов, и поэтому, если кто из них – ну, к примеру, мои дедушка с бабушкой, Милочка и Папашка, – и видел Гоблина, то никогда в этом не признавался.

Лестат ненадолго задумался.

Я снова обратил внимание на едва уловимое различие в его глазах, однако попытался поскорее отогнать прочь эти мысли. И все же... Один глаз у него был ярче другого и явно налит кровью.

– По-моему, мне пора прочесть твое письмо, как ты думаешь? – прервал молчание Лестат.

– Д-да, наверное, – только и смог я ответить.

Он достал из внутреннего кармана сюртука конверт, аккуратно его разорвал и улыбнулся, когда к нему на ладонь выскользнула ониксовая камея.

Бросив на меня несколько беглых взглядов, словно для того, чтобы сравнить белое резное изображение с оригиналом, он очень осторожно потер мой портрет большим пальцем.

– Я могу оставить это у себя? – спросил он.

– Это мой подарок, если, конечно, захочешь его принять, – пояснил я. – Да, камея предназначалась для тебя, поскольку я не надеялся на личную встречу. Признаюсь, она была заказана для тетушки Куин, но, после того как я получил Темную Кровь, мне расхотелось преподносить ей этот подарок. Сам не пойму, с чего вдруг я разболтался. Для меня большая честь, что ты пожелал оставить камею у себя. Она твоя.

Лестат опустил камею в боковой карман сюртука, а затем развернул и внимательно прочел письмо – во всяком случае, мне показалось, что внимательно.