Черная камея

Мы успели прикончить одну бутылку, поэтому я откупорил другую с апломбом мальчишки, который несколько лет помогал обслуживать постояльцев элегантного отеля, и налил пенистое вино в высокий бокал.

Тетушка, разумеется, отругала меня за мысли о самоубийстве. Она пришла в ужас, услышав, что я часто представляю, как подношу к виску пистолет. Я поклялся, что никогда так не поступлю, пока жива она, пока жив Папашка, пока жива Жасмин и пока живы Большая Рамона и Лолли, после чего прибавил к списку имена всех работников фермы и Обитателей Флигеля. Я говорил искренне и убедительно.

«Но пойми, я пытаюсь рассказать тебе о другом, – продолжал я, после того как мы оба успокоились и чуть-чуть захмелели. – Все эти духи и привидения появляются не просто так, а откуда-то. Должно быть, я произнес нечестивую или опасную молитву и тем самым вызвал из темноты Ревекку».

«Вот теперь ты рассуждаешь разумно, мой дорогой мальчик», – заметила тетушка.

«Конечно, тетушка Куин. Я не потерял рассудка. Никогда не забуду, как она заставила меня зажечь лампы. Ни за что больше не стану пешкой в ее руках. Подобное не повторится. Я слишком осторожен и хорошо владею ситуацией, когда сталкиваюсь с такими существами, можешь мне поверить, но я обязательно должен выяснить, что с ней сделали, и только она одна может рассказать мне, причем только там, где обладает наибольшей силой, то есть на острове Сладкого Дьявола, в том странном доме».

«Туда ты не поедешь, Тарквиний, если только Папашка не поедет с тобой! Ты понял?»

Я не ответил, но потом все-таки высказал то, что было у меня на уме:

«Папашке сейчас не стоит отправляться на болота. Он себя неважно чувствует. Перестал быть бодрым и здоровым, в последнее время почти ничего не ест, а там жара, комары... Нет, нельзя мне брать с собою Папашку...»

«Тогда кого, Тарквиний? Ибо, Бог свидетель, одного я тебя не отпущу».

«Тетушка Куин, – сказал я, – завтра утром я отправлюсь на остров, и меня ничто не остановит. Я бы поехал прямо сейчас, если бы не кромешная тьма».

Она перегнулась через стол.

«Тарквиний, я тебе запрещаю. Нужно ли мне напоминать, что ты сам рассказывал о мавзолее из золота и свидетельствах чьего-то присутствия в Хижине Отшельника – о столе и золотом кресле! Кто-то наведывается на остров. И почему, скажи на милость, если надгробие выполнено из золота...»

«Я сам не знаю ответов на все вопросы, но должен туда вернуться. Как ты не поймешь, я должен иметь свободу, чтобы вызвать призрака и позволить ему все мне рассказать...»

«Ты хочешь вызвать привидение, которое тебя соблазнило! Привидение, которое воспользовалось своими чарами, своей чувственностью настолько ощутимо, что ты по-настоящему лишился с ним невинности? Я правильно тебя поняла – ты именно ее хочешь вызвать?»

«Я должен туда поехать, тетушка Куин, и, честно говоря, мне кажется, что ты на моем месте поступила бы так же».

«Для начала, я бы поговорила с отцом Кевинином – вот как бы я поступила. Мне очень хотелось бы, чтобы ты так и сделал. Давай утром ему позвоним».

«Да какой он отец! – презрительно фыркнул я. – Он только недавно провел свою первую мессу. Мальчишка!»

Я, конечно, преувеличивал, но был прав в том, что отец Кевинин Мэйфейр совсем еще молод – ему около тридцати пяти. И хотя он мне очень нравился, я относился к нему не с тем уважением, какое испытывал к старым, седовласым священникам прежнего образца, до Второго Ватиканского собора, которые проводили мессу в совершенно другом стиле.

Тетушка поднялась из-за стола несколько суетливо, даже стул опрокинула, сразу направилась на своих сверкающих каблуках к трюмо и принялась что-то искать в верхнем ящичке.

Когда она вернулась, я увидел, что в ее руке покачиваются четки.

«Они не освящены, но придется пока обойтись тем, что есть, – сказала тетушка. – Я хочу, чтобы ты надел их на шею – под рубашку или на рубашку, мне все равно. Но впредь ты должен носить их не снимая».

Я не хотел затевать спор. Четки были маленькие, с идеально круглыми золотыми бусинками, и я совершенно не возражал против того, чтобы надеть их, хотя, конечно, тут же спрятал под ворот рубашки.

«Тетушка Куин, – сказал я, – отец Кевинин поверит моим рассказам о Ревекке и ее призраке не больше, чем шериф. Так зачем ему звонить? После мессы он всегда смеется, расспрашивая меня о Гоблине. Кажется, он видел, как я разговаривал с Гоблином в церкви. И я не желаю откровенничать с отцом Кевинином. Так что забудь об этом».

Но тетушка Куин не собиралась сдаваться, заявив, что утром первым делом отправится к своему любимому золотых дел мастеру во Французский квартал и закажет для меня крестик на цепочке, а потом поедет в церковь Успения Богоматери, где отец Кевинин освятит крестик. Она обсудит происшествие со священником и выяснит, что он по этому поводу думает.

«А пока... Как нам быть с этими сережками и камеей?» – спросила она.