Черная книга

Но все это прекратилось пять лет назад. С тех пор и до сего времени если Гибсон и преступал закон, то по мелочам — превышение скорости или нарушение правил парковки. По крайней мере, ничего другого в полицейских материалах на него не имелось. Ребус без особых надежд набрал имя Бродерика Гибсона. Сюрприза не случилось. Юношеские проделки старшего Гибсона можно было обнаружить лишь в старых заплесневелых папках, пылящихся где-то в архивах, если предположение, что на него что-то есть, не высосано из пальца. Просто у Ребуса было такое ощущение, что человек, входивший в «Шотландский щит и меч», на протяжении своего жизненного пути наверняка хотя бы раз попадал в каталажку за нарушение закона или общественного порядка. Единственным исключением, возможно, был Мэтью Вандерхайд.

Ребус позвонил по телефону — убедиться, что вчерашняя договоренность о встрече остается в силе, потом выключил компьютер и вышел из здания как раз в тот момент, когда осоловелый старший суперинтендант Уотсон входил в дверь.

Он занял место в помещении для посетителей офиса газеты и в ожидании, пока его не пригласят, принялся перелистывать выпуски за прошлую неделю. Несколько ранних пташек с купонами игры «Найди мяч»[45] или еще какой-то викторины вместе с несколькими охотниками за удачей толпились у стола рекламных объявлений.

— Инспектор Ребус.

Она вышла к нему, обогнув внушительный стол, за которым сидел суровый охранник, не сводивший глаз с Ребуса. На ней уже был дождевик, так что экскурсии по офису не предполагалось, хотя она уже несколько недель обещала ему это.

Звали ее Мейри Хендерсон, и лет ей было немного за двадцать. Ребус познакомился с ней, когда она писала подытоживающую статью по делу Грегора Джека. Ребусу хотелось поскорее забыть эту безобразную историю, но Мейри была настойчива… и убедительна. Она только что закончила колледж, где получала награды за студенческие журналистские работы и заметки, которые писала в ежедневные и еженедельные газеты. Она еще не насытилась, и Ребусу нравился ее азарт.

— Идемте, — сказала она, — умираю с голоду. Угощу вас завтраком.

И они отправились в маленькое кафе-булочную на Саут-Бридж, где им предстояло сделать нелегкий выбор. Что-что, еще рано для пирожков? И для фруктовых булочек рано? Ну, тогда придется есть как все — кровяную колбасу с глазуньей.

— Ни хаггиса[46], ни пышек? — умоляющим голосом спросила Мейри женщину за прилавком, и та отправилась узнать у повара, а Ребус сделал себе заметку на память позвонить сегодня позже Пэту Колдеру.

Но ни хаггиса, ни пышек не было ни за какие деньги. Они понесли свои подносы к кассе, и Мейри настояла на том, что платить будет она.

— Ведь вы в конечном счете поведаете мне историю десятилетия.

— Этого я не могу гарантировать.

— Рано или поздно поведаете, уж вы мне поверьте.

Они уселись в тесной выгородке, и она потянулась за коричневым соусом и кетчупом:

— Никак не могу выбрать между этими двумя. Жаль, что нет жареных пончиков, — они мои любимые.

В ней было пять футов и пять дюймов, а мяса на ее костях — не больше, чем на кролике в витрине мясника. Ребус посмотрел на яичницу, и у него вдруг пропал аппетит. Он отхлебнул слабый кофе.

— Так что вы хотели? — спросила она, но не прежде, чем поглотила изрядную долю еды на столе.

— Это вы мне скажите.

Она отрицательно замахала ножом:

— Но сначала вы должны сказать мне, зачем вам это нужно знать.

— Нет, в эту игру так не играют.

— Тогда мы поменяем правила. — Она подцепила вилкой кусочек жареного белка.

Она сидела, плотно закутавшись в дождевик, хотя в кафе было жарковато. К тому же зачем прятать красивые ноги? Ребус был не прочь посмотреть на ее ноги. Он подул на кофе, отхлебнул еще. Да она хоть целый день будет ждать, чтобы вытянуть из него что-нибудь.

— Помните пожар в отеле «Сентрал»? — спросил он наконец.

— Я тогда еще в школе училась.

— На пожарище было найдено тело. — (Она кивнула, показывая, что готова слушать дальше.) — Так вот, возможно, обнаружились новые свидетельства… нет, не новые свидетельства. Просто стало происходить кое-что, и я думаю, это кое-что связано с тем пожаром и тем убийством.

— Так, значит, это неофициальное расследование?

— Пока да.

— И никакой истории?

Ребус отрицательно покачал головой:

— Ничего такого, за что вас могли бы привлечь к суду за клевету.

— Я бы это пережила, если история достаточно хороша.

— Она недостаточно хороша. Пока.

Она приступила к операции сбора подливки треугольничком хлеба с маслом.

— Позвольте, я спрошу напрямую: вы по собственному почину расследуете пожар пятилетней давности?

Пожар, в результате которого один человек превратился в горького пьяницу, а другой встал на путь исправления. Но он в ответ только кивнул.

— А какое отношение к этому имеет Гибсон?

— Строго между нами: он был там в ту ночь. Но его не включили в список людей, которые находились тем вечером в отеле.

— Папаша Гибсон дергал за веревочки?

— Возможно.

— Ну так это уже история.