Черная книга

Раздался залп. Лиза Перкель погибла стоя, встретив смерть в борьбе. Что могла сделать юная безоружная девушка с толпой палачей? Но немцам не удалось сломить ее волю. Последнее свое желание она осуществила — немцы не смогли заставить ее повиноваться. Убить ее они могли — у них было оружие, — но сокрушить ее волю, достоинство и честь было немцам не под силу.

Мой отец решил воспользоваться тем, что внимание коменданта, гестаповцев и полицейских было отвлечено ”инцидентом” и, увидев знакомую колхозницу, которую он когда-то лечил, шепнул ей: ”Гарпина, спрячьте мальчика”, — и толкнул Оскара Шмарьяна в кучу одежды. Крестьянка быстро накинула на него чье-то пальто и вместе с одеждой положила его в сани. Так мальчик пролежал минут пятнадцать, затем обоз тронулся в путь. Крестьянка прятала Шмарьяна несколько дней, приодела его, и тот скоро примкнул к партизанскому отряду. Он жив и сейчас. От него я узнал, как погибла моя семья, — Оскар Шмарьян видел отца моего в последнюю минуту... Последнее, что мог сделать отец, он сделал. Он сохранил для нашего народа еще одного мстителя, молодого, непримиримого и беспощадного.

Когда уже было казнено около 200 человек, подошла очередь председателя общины Иосифа Кулика. Полицейские и гестаповцы о чем-то между собой советовались и затем начальник полиции сказал:

”Кулик, можете с семьей отправляться в местечко, будете по-прежнему председателем общины”.

Жена Кулика взяла свой платок из горы одежды и дрожащими руками начала поспешно закутываться. Ей показалось, что каким-то чудом у самой могилы неожиданно пришло спасение.

— Бася, брось платок, — сказал ей муж тихо и вместе с тем строго. Обращаясь к полицейскому, он ответил: когда вы расстреливаете две тысячи моих земляков, мне, председателю общины, нечего делать на этом свете.

— Так вы не хотите спасти свою жизнь?

— Я народом избран председателем общины и останусь там, где будет большинство.

— Последний раз, Кулик, вас спрашивают: пойдете вы в местечко или нет?

— Только в том случае, если вы оставите евреев в живых.

... Иосифа Кулика, последнего председателя еврейской общины Браилова, отца четырех сыновей-инженеров, ныне воинов Красной Армии, расстреляли вместе с женой.

К месту казни подошел с семьей портной Яков Владимир. Полицейские порылись в списке и долго говорили между собой.

— Владимир, вам же было сказано остаться в местечке. У нас нет других дамских портных.

— Я останусь, если оставите со мной всю мою семью.

— Мы вам их оставляем.

— А моя дочь Соня? А внуки?

— Нет, это уже не ваша семья. У нее есть муж в Ленинграде.

— Это моя родная дочь, плоть от моей плоти, и без нее не останусь.

Пять минут шло препирательство Якова Владимира с полицейским. Им нужен был этот высококвалифицированный портной — одежды было уже награблено много, полицейские хотели перешить ее для своих жен и шлюх. Но жажда крови была сильнее даже ненасытной тяги к наживе. Яков Владимир был расстрелян вместе с женой, детьми и внуками.

”Акция” приближалась к концу. И вдруг к месту казни прибежал восьмидесятилетний старик Хаим-Арн со свитком Торы в руках. Вышло так, что утром полицейские не нашли его дома, и он просидел до полудня в погребе. После этого он вышел на улицу — она была безлюдна.

— Где все люди? — спросил он прошедшего мимо сына врача Яницкого.

— Как где? Их сейчас расстреливают за мельницей.

— Так я один остался! Нет, один я не останусь.

И схватив свиток Торы, он побежал. Единственное, о чем он просил полицейского — позволить ему лечь в яму вместе с Торой. Так его и расстреляли в обнимку с Торой, старого местечкового балагулу Хаима-Арна.

Всего в этот день было расстреляно свыше двух тысяч человек. Произошло это в четверг, 12 февраля 1942 года, на 26-й день месяца Шват (5702 год по еврейскому летоисчислению).

Яму не засыпали. Ждали возвращения конвоя из соседнего местечка Межуров с тамошними евреями. У ямы осталось дежурить двое полицейских. На следующее утро из ямы выползла окровавленная женщина. 20 часов лежала она под трупами, но, несмотря на то, что была сильно ранена, нашла в себе силы выбраться и отползти. Это была невестка Чесельницкого, женщина-врач, приехавшая за день до войны из Киева в Браилов погостить. Она умоляла полицейских дать ей возможность добраться до местечка, но те ее бросили в могилу и затем расстреляли.

...Трое суток, по утверждению местных жителей, ямы колыхались, оттуда неслись стоны и хрипы...

Кроме трехсот человек, оставленных в Браилове гестаповцами, из погребов и тайников к вечеру вышли еще человек двести. Для них было отведено гетто. Только в голове немцев могли родиться ”законы”, которые были утверждены для этого гетто: мертвых из гетто не выносить, а глубоко зарыв в землю, заровнять место. В случае рождения ребенка, расстреливается вся семья. Если в доме будет найдено хоть несколько граммов масла, мяса, хоть одно куриное яйцо — семья подлежит расстрелу.