ЧЕРНАЯ КНИГА АРДЫ

Осенняя ночь была живой. Сторожко прислушиваясь к шагам времени – звуку мерно падающих с ветвей капель росы, – она застыла в ожидании чего-то, ведомого только ей. Ночь слушала Время. Двое слушал ночь. Медленно струился серебристыми лентам вечный туман долины Гэлломэ. Весной, летом и осенью травы здесь казались серебряными, словно подернутыми инеем; лишь здесь по весне расцветал тихо светящийся в ночи звездоцвет, что весенним колдовством мерцает в венках в День Серебра… Майя улыбнулся. Сейчас звезды цвели в небе, даже в ярком свете луны видны были знакомые очертания созвездий, а время от времени небо чертили белые молнии падающих звезд. «Наверно, и они теперь станут цветами…» Майя смотрел в небо, чувствуя, как овладевает им волшебное очарование ночи. Казалось, ночь была и будет всегда, а он так и остается в ней – вечно смотрящий в звездное небо. Там, наверху, летел ветер, скользили легкие полупрозрачные облака, иногда на мгновение скрывавшие темной вуалью драгоценные нити созвездий.

Внезапный порыв ветра взметнул волосы Майя вихрем – серебряным в свете луны.

– О чем ты молчишь? – тихо спросил Мелькор, коснувшись его плеча. Гортхауэр вздрогнул, словно просыпаясь:

– Я видел… или мне показалось? – растерянным полушепотом заговорил он. – Эти облака… наверное, они обманули меня… Знаешь, мне вдруг показалось, что там, в небе – конь. Облако, сгусток лунной осенней ночи – тело его, крылья – ветер небесный, грива – из тумана и росчерков падающих звезд, глаза – отражение луны в ночном озере… Я слышал его полет, его дыхание – словно порыв осеннего ветра… Учитель, как я хотел бы, чтобы это не было лишь видением…

– Это больше не видение. Смотри!

Мелькор указал куда-то в туман – и вот, плавно, бесшумно скользя над землей, возник крылатый конь, приблизился, неслышно переступая, и остановился рядом с ними, кося звездным глазом. Майя улыбнулся:

– Это ты сделал? Снова подарок?

– Нет, – Мелькор был серьезен. – Это ты сам. Просто – очень захотел…

Гортхауэр уже было собрался войти, но дорогу ему заступил Нээрэ.

– Властелин велел не тревожить, – пророкотал Балрог.

– А что случилось?

– Сказал – ему надо подумать. Ты уж извини, Гор…

Майя со вздохом устроился в углу:

– Подожду. Мне с Учителем посоветоваться…

Помолчали.

– Не понимаю, что с ним происходит, – пожаловался Гортхауэр. – Спору нет, эти маленькие – истинное чудо… но все же: вечно они вокруг него крутятся. И, кажется, он счастлив. Скоро, видно, и в замке спасения от них не будет!

– Вот-вот, – пробасил Балрог. – Давеча тоже вертелась тут одна малявочка. Тебе, спрашиваю, чего? А она мне так серьезно и отвечает: по важному, мол, делу к Учителю. И – шасть мимо меня! Я и слова сказать не успел… Ну, думаю, раз дело важное, может, и я понадоблюсь. Иду прямиком в мастерскую: он там эту штуку странную из дерева делал… ну, один из них на такой играет еще…

– Лютня, – подсказал Гортхауэр.

– Точно – лютня. Работа тонкая, понятное дело. Только Властелин, как малявочку эту увидел, заулыбался, сразу все в сторону… Дело важное! Она ему ягоды принесла!

Балрог замолк после необычно длинной тирады.

– Видел, – откликнулся Гортхауэр, – землянику. Я захожу – сидят они в мастерской, и – ну, я ушам своим не поверил – Учитель что-то ей поет. Тихо-тихо… – Майя невольно улыбнулся воспоминанию: голос у Мелькора был удивительно красивый. – Он же детям почти ни в чем не отказывает. Уверен: если завтра кто-нибудь захочет на драконе полетать, Учитель позволит.

– А дракон? – хмыкнул Балрог.

– Нет, я ему все скажу. Хватит, – решительно поднялся Майя, но тут в дверях появился, наконец, Мелькор. Лицо совершенно счастливое, глаза сияют:

– Знаешь, Ученик, я понял, какую сказку им расскажу.

– Ох, Учитель… – Гортхауэр улыбнулся.

Менее всего Гортхауэр ожидал застать такую картину. Он знал, что Мелькор непредсказуем; но то, что увидел теперь, настолько не вязалось с образом спокойного и мудрого Учителя, что Майя растерялся. Они… играли в снежки! Похоже, Мелькору доставалось больше прочих: разметавшиеся по плечам волосы его были осыпаны снегом, снегом был залеплен плащ. «Своеобразный способ выразить любовь к Учителю!» Впрочем самому Вале все происходящее доставляло удовольствие. Он смеялся – открыто и радостно, как умеют смеяться только дети; подбросил снежок в воздух, и тот рассыпался мерцающими звездами, озарившими мягким светом разрумянившиеся от игры лица Эллери.

– Учитель! – окликнул его Гортхауэр.

Тот обернулся и подошел к Ученику, на ходу стряхивая налипший на одежду снег.

– Что ты делаешь? Зачем?

Мелькор, едва успев заслониться от метко пущенного рукой Мастера снежка, ответил:

– Чтобы поднять людей, нужно делить с ними все: и горе, и радость, и труд, и веселье. Разве не так, Ученик?

– Да, Учитель, но все же… они же просто как дети, и ты…

Мелькор рассмеялся молодым, счастливым смехом:

– Почему бы и нет? Скажи честно: не хочется самому попробовать?

Гортхауэр смутился:

– Но ты ведь – Учитель… Как же они… Как же я…

Снежок, попавший ему в плечо, помешал Майя закончить фразу.