Она заставила себя улыбнуться, но, показалось – на мгновение остановилось сердце.
Потому, что с той поры, как празднуется День Ирисов, Королева должна называть имя – Короля.
Это – как же? – перед всеми – назвать имя?..
Хотя и было так несколько раз: та, чье сердце свободно, называла Королем – Учителя или его первого Ученика; может, никто и не подумает… «Нет, не могу… что же делать?..»
Решение пришло мгновенно, хотя ей показалось – прошла вечность:
– Нет, постойте! Я придумала! – она тихонечко рассмеялась, захлопала в ладоши. – Йолли!
Мягкие золотые локоны – предмет особой гордости девочки; глаза будут, наверно, черными – неуловимое ощущение, но сейчас, как у всех маленьких – ясно-серые. Йолли – стебелек, и детское имя – ей, тоненькой, как тростинка – удивительно подходит. Упрек из ясных глаз Менестреля, и так еле заметный исчезает мгновенно: и правда, замечательно придумано!
Йолли со взрослой серьезностью принимает, словно драгоценный скипетр, золотисто-розовый рассветный ирис. Элхэ почтительно ведет маленькую королеву к трону – резное дерево увито плющом и диким виноградом; Гэлрэн идет по другую сторону от Йолли, временами поглядывая на Элхэ.
Глаза девушки улыбаются, но голос серьезен и торжественен:
– Госпожа наша Йолли, светлая Королева Ирисов, назови нам имя своего Короля.
Йолли задумчиво морщит нос, потом светлеет лицом и, подняв цветочный жезл, указывает на…
«Ну, конечно. А, согласись, ты ведь и не ждала другого. Так?»
– Госпожа королева, – шепотом спрашивает Элхэ; золотые пушистые волосы девочки щекочут губы, – а почему – он?
Йолли смущается, смотрит искоса с затаенным недоверием в улыбающееся лицо девушки:
– Никому не скажешь?
Элхэ отрицательно качает головой.
– Наклонись поближе…
Та послушно наклоняется, и девочка жарко шепчет ей в самое ухо:
– Он дразниться не будет.
– А как дразнятся? – тоже шепотом спрашивает Элхэ.
Девочка чуть заметно краснеет:
– Йутти-йулли…
Элхэ с трудом сдерживает смех: горностаюшка-ласочка, вот ведь прозвали! Это наверняка Эйно придумал; у мальчишки всегда был острый язычок. Не-ет, на три дня – никаких «йутти-йулли»: Королева есть Королева, и обращаться к ней нужно с должным почтением.
Праздник почти предписывает светлые одежды, поэтому в привычном черном очень немногие, из женщин – одна Элхэ. А Менестрель – в серебристо-зеленом, цвета полынных листьев. Словно вызов.
И, конечно, в черном – нынешний Король Ирисов: только талию стягивает пояс, искусно вышитый причудливым узором из сверкающих искр драгоценных камней.
– Госпожа Королева… – низкий почтительный поклон.
Девочка склоняет голову, изо всех сил стараясь казаться серьезной и взрослой.
Праздник Ирисов – середина лета. Три дня и три ночи – царствование Королевы и Короля Ирисов. И любое желание Королевы – закон для всех…
Каково же твое желание, Королева Йолли?
– Я хочу… – ее лицо вдруг становится не по-детски печальным, словно и ее коснулось крылом тень предвиденья, – я хочу, чтобы здесь всегда был мир. Чтобы не было зла.
Она с надеждой смотрит на своего Короля; его голос звучит спокойно и ласково, но Элхэ невольно отводит глаза:
– Мы все, госпожа моя Королева, надеемся на это.
Поднял чашу:
– За надежду.
Золотое вино пьют в молчании, словно больше нет ни у кого слов. И когда звенящая тишина, которую никто не решается нарушить, становится непереносимой, Король поднимается:
– Песню в честь Королевы Ирисов!
…Днем – он ковал мечи, обучал Эллери Ахэ воинскому искусству. По ночам со странным смущением – будто делает что-то недозволенное – подбирал камни и плавил серебро.
Элхэ он видел не часто, и с каждым уроком все острее сознавал, что боится за нее. Так же, как и другие, она предпочитала отбивать удары; но если остальные могли хотя бы выбить оружие из рук противника, ей не удалось бы даже это. В бою она была бы обречена.
Почему-то запомнилось, как однажды поднесла она Учителю после долгого дня в кузне чашу воды. Как сплелись тонкие пальцы на деревянной чаше, как стояла, чуть откинув голову – показалось, совсем девочка, ведь Учителю, пожалуй, и до плеча не доходила ее голова в венце серебристых кос… Смотрела прямо, со спокойной ласковой улыбкой, так похожей на улыбку Учителя, и та же горькая тень легла в уголках губ. Элхэ. Полынь.
И вот – ожерелье, сплетенное из почти невесомых осыпанных росой веточек полыни, лежит в его ладонях. Но чего же не достает?..
– Учитель, взгляни…
Мелькор перевел взгляд с ожерелья на лицо Майя. Тот опустил глаза:
– Здесь не хватает чего-то… Я понимаю, сейчас не время, но мне хотелось…
– Пусть останется пока у меня. Я подумаю.
«Не время, ты сказал? Нет, именно теперь. Девять знаков, девять рун, девять камней. Девять вас будет, как девять лучей звезды…»
В сплетении серебристых соцветий мерцает осколок зеленого льда – прохладный невиданный камень, придающий всей вещи завершенность.
– Думаю, Элхэ это понравится.
Майя вспыхнул:
– Иногда мне кажется – ты и вправду всевидящий, Учитель…
– Да нет, – вздохнул Вала.
– Понимаешь… я просто хотел отблагодарить за песню. Я был в лесу и услышал… – Майя замолчал, не зная, как продолжить.