Черная Книга Арды

Гэленнар глубоко вздохнул, успокаиваясь. Конечно, все было не совсем так, как он себе представлял, — но ничего, он сумеет убедить Учителя. Наконец он собрался с мыслями и вспомнил то, что хотел сказать с самого начала:

— О, Тано… ты столько веков провел среди них — и все еще не понял? Они — наши орудия; Смертные — инструменты богов, которые нам должно использовать во имя достижения цели. Нелепо думать, что мастер может пожертвовать собой ради орудия. Даже если ты так ценишь их, — он бледно улыбнулся, — спасти больше никого не удастся, ты сам знаешь это. Нет смысла рисковать собой. Не будет этих людей — родятся Другие. Их удел — умирать. Наш — жить, верша судьбы мира. Подумай; разве я не прав?

— Соото, — с болезненным недоумением, — опомнись, что ты говоришь?!

— Правду, Учитель. Ты просто не хочешь понять того, что давно уже понял я. И ты забываешь — я знаю обо всем, что происходило здесь. Эти люди боготворят тебя; они будут счастливы умереть, зная, что ты будешь спасен. Поверь мне. Я — знаю. Ты пойдешь со мной, ты увидишь: я достиг того, что оказалось не под силу твоим избранникам. Вместе мы создадим новый, совершенный мир. Мы научимся продлять жизнь избранных, лучших — я уже близок к решению, я покажу тебе, как это можно сделать. Идем. — Гэленнар протянул руку; его глаза лучились вдохновенным светом. — Идем, Тано.

Изначальный молчал, тяжело глядя на эллеро; тот, как видно, по-своему понял его молчание:

— Ты думаешь о том, что те станут искать тебя? Не тревожься. Есть Сила — великая Сила, им не совладать с ней. Эта Сила укроет тебя. Даже я сам еще не знаю всего, что таится в ней, но со временем я… мы сумеем подчинить ее себе, заставим ее служить нам. Идем же, — с мягкой настойчивостью повторил он.

Глаза Изначального потемнели, сузились, лицо заострилось.

— Неужели ты осмелился?.. — еле слышно спросил он. — Небо… Ты безумец, Соото… как ты мог… Эта сила поглотит тебя. Ты будешь думать, что она служит тебе — а на деле ты станешь служить ей. Остановись, пока еще не поздно. Я знаю, о чем говорю. Я сталкивался с ней, — он стиснул зубы, на миг прикрыв глаза; в трещинах шрамов проступили алые капли. — Соото…

Гэленнара передернуло, он страшно побелел.

— Кровь… — проговорил сипло. И внезапно, срываясь на крик: — Это ты безумен! Что они дали тебе, что?! Они даже от этого защитить тебя не смогли — а я предлагаю тебе жизнь, понимаешь? Жизнь! Свободу! Ты предал меня — да, предал, но я пришел, чтобы спасти тебя! Сейчас — когда ты увидел — когда даже любимейший твой ученик — покинул тебя! И только я могу сделать это! Я один! Я готов подарить тебе весь мир — мой мир только за то, чтобы ты был рядом! Потому что ты дорог мне! Потому что я люблю тебя!

Он кричал, не осознавая смысла слов, чувствуя, как подступает, захлестывая мозг, безумие, и снова по пальцам медленно ползло — темное, липкое, горячее, и ничем не смыть…

— Ты что, не понимаешь, что через несколько дней здесь никого не останется? Что вы тут все сдохнете из-за своей дурацкой гордыни и веры неведомо во что? И ты думаешь, я тебе дам умереть?! Нет, ты пойдешь со мной! Сейчас же! Немедленно!

Изначальный шагнул к эльфу, сжимая до хруста кулаки, — в непроглядных ночных глазах бьется яростное пламя.

— Уходи, — одним свистящим дыханием. — Уходи отсюда. Или я ударю тебя. Уходи.

Гэленнар судорожно вздохнул, отступая к дверям.

— Нет, стой.

Он замер, дрожа всем телом. Мелькор шагнул к нему, сжал его плечи, заглянул в лицо:

— Ты не можешь уйти так. Ты должен понять, — совсем другой голос был у него сейчас, почти прежний — мягкий, спокойный — бесконечная мудрость понимания и любви, словно и не было мгновения назад этой вспышки ярости, опалившей Соото, как близкое пламя.

Как завороженный, Гэленнар смотрел в его глубокие странные глаза. И исчезал, растворялся в них — тот, кем он был все эти века, кто пришел сюда, ни на миг не сомневаясь, что Учитель покинет Твердыню вместе с ним, пока не остался только — юноша, так и не успевший понять, почему же Тано не сказал ему — «Путь твой избран»…

Он смотрел — и видел то, о чем не рассказывали ему Наблюдающие, что не открылось ему в мерцающем хрустале. И невозможно было — ни рассказать, ни увидеть: чтобы понять, нужно было — быть здесь, нужно было — стать. Узы прочнее клятв, сильнее заклятий. Крепче оков.

— Ты видишь, — говорил Учитель, — ты понимаешь, почему я не могу уйти…

Он смотрел — и щемящее мучительное чувство охватывало его; он хотел быть среди этих людей, быть одним из них — он хотел быть на месте Учителя, хотел быть им, хотел той же любви, той же верности, он готов был отдать все ради этого…

— Ты видишь, — говорил Учитель печально и мягко, — я не могу оставить их…

…ради того, чтобы стать единым целым — с Тано, с этими людьми — он отдал бы все свои знания, всю силу, саму душу свою…

— Я остаюсь.

…поздно.