Черная Книга Арды

Он не ушел. Он видел суд и слышал слова приговора: Сила твоя и знания твои да будут в помощь Изначальным и Воплощенным, но до времени запретно тебе покидать пределы Валмара, дабы могли мы увериться, что исцелено зло, бывшее в душе твоей. Он видел, как подошел к Отступнику узколицый майя в фиолетовых и багряных одеждах Мандос; и больно дернулось что-то в груди, ударило в клетку ребер, когда услышал:

— Суула… ты будешь меня звать так, да? Ты… нарекаешь мне имя?

— Если захочешь…

А у него больше не было имени. Только прозвание: Курумо.

Отчаяние. Тупое, выматывающее душу. Больше нечего ждать. Не на что надеяться. Что проку в правоте, когда за нее приходится платить — так? Одиночество и пустота. Он все еще любил Учителя — прежней, ревнивой, почти безумной, яростной любовью. И — боялся встретиться с ним. Боялся снова услышать — уходи. Не хотел видеть — другого, следующего за Тано.

Да, я хотел быть первым, но я был достоин этого — никто из Сотворенных не знает большего, чем я! — быть первым из Сотворенных — подле первого среди Валар. Учитель, ты говорил мне — будь собой. Я — стал. В этом я был не просто первым — единственным… Ты не понял меня. Прогнал. За что? — за то, что я был собой? Зачем тогда ты создал меня таким?.. Это несправедливо! Ведь я нашел то, в чем был лучше остальных, я сумел подчинить Искаженных-ирхи, сумел заставить их слушаться, понял их суть и вылепил из нее то, что было нужно. Я нашел — Силу. Силу, которая могла защитить и тебя, и Эллери. Ты не захотел этого. Учитель, — ты сам! Не я — ты повинен в том, что произошло!..

Кажется, он сам не заметил, когда яростная любовь превратилась в столь же яростную слепую ненависть, в которой сам он боялся себе признаться. Убить — чтобы не пытаться больше понять, не винить больше в несправедливости. Убить — чтобы Тано остался с ним навсегда: бессмертные не забывают ничего, но можно было бы хотя бы попытаться забыть все, кроме тех нескольких тревожных и счастливых лет в Эндорэ. Чтобы всегда помнить, каким Тано был тогда. Чтобы уничтожить память об этом тяжелом и горьком взгляде, вычеркивающем из жизни — его, Морхэллена.

Его, Курумо.

Убить — чтобы Тано остался прежним в его памяти.

Вздор, нельзя убить бессмертного Айну…

Но — хотя бы — избавиться от самого воспоминания об этом взгляде, о глазах, в которых больше нет ни любви, ни понимания… Но нет и ненависти. И это тоже непонятно, мучительно — страшно.

Белые и алые одежды — как алая кровь на белых снегах Таникветил Ойолоссэ, пролитая — по чьей вине?..

Отступник сидит на берегу озера Лорэллин, отражающего вечерние звезды. Он ждет, и тихо шепчут над ним тонкие ветви серебряных ив. Скоро, уже скоро придет сюда Сотворенный, будет смотреть огромными — окна, распахнутые в звездную ночь, — глазами, будет просить — расскажи…

Но пока он один — наедине со своими мыслями. И встает перед глазами другое лицо — лицо того, кого он не сумел принять снова, единственный раз ответив: никогда — протянутым к нему открытым ладоням…

— Я должен, наверно, ненавидеть его, — тихо, неведомо к кому обращаясь, говорит Отступник. — И — не могу. Нельзя ненавидеть того, кого можешь понять. Боюсь, я — понимаю. Но — простить…

ЛААН НИЭН: Сады Лориэн

от Пробуждения Эльфов год 2971-й