Ну, они же тоже эльфы как-никак. И Валар их тоже кое-чему учили. Так почему бы им не быть не хуже Эллери?
— И разве никогда тебе не казались черными глаза Келегорма? А Карантир — единственный среди Элдар — смуглый, как и брат Таили, у него такие же волосы — черные с отливом в огонь.
— У Мириэль не было братьев!
— Был. Его имя было Ахтэнэр. Он был казнен по приговору Финве. В Валиноре. А сестра ее, Ориен, погибла здесь.
— Лжешь!
— Лгу? Посмотри на Амрода и Амраса: разве они Нолдор по духу? Их волосы светлее, чем у Тэлери, и отливают серебром. Они могли бы стать говорящими-с-травами или слушающими-землю…
— Лжешь! — Маэдрос дрожал от гнева и бессилия.
— Лгу… — Вала неожиданно грустно улыбнулся. — Мириэль — Таили Мириэль — приходила ко мне — там, в чертогах Мандоса…
— Молчи! Как смеешь ты, беглый раб Валар, позорить наш род?! Радуйся, что я не могу загнать тебе назад в глотку твои лживые слова! Будь ты проклят! Я еще увижу кару, которая постигнет тебя; гнев Валар падет на тебя, и ты еще будешь молить о пощаде — помнишь, так уже было?
— Замолчи! — Вала пытался справиться с собой.
— …И будешь ты висеть, закованный, на горе Таникветил, как…
Маэдрос осекся. Мелькор стремительно поднялся с трона, шагнул к нему, и эльф невольно закрыл лицо руками, словно хотел защититься — от чего? От смерти? От удара? От взгляда Мелькора?
Вала заговорил. Голос его был ровным и страшным. Без интонаций. Неживым.
— Славный подвиг. Гордость вашего рода. Конечно, тебе рассказали об этом. Но ты сам избрал себе кару. Ты испытаешь то же, что и они. Изведай боль тех, о ком вы не желаете помнить, внук Финве.
И по приказу Мелькора за правую руку на стальной цепи повешен был Маэдрос на одном из пиков черных гор.
Сначала он молчал. Потом выворачивающая суставы боль стала сильнее его, и он начал кричать. А потом от муки полубеспамятство охватило его.
Не выдержал Мелькор.
— Освободите его! Освободите, снимите с него цепи — пусть идет куда хочет! Пусть уходит! Я не могу этого вынести!
Вот пример милосердия — освободите,
— Он получил по заслугам, Властелин, — жестко сказал Гортхауэр.
— Отпусти его, — ответил Мелькор. Однако посланные вернулись ни с чем.
— Нас опередили, Властелин…
Фингон опередил. Тоже проклятый. Ничего не испугался, в одиночку пошел…
Кстати, в преданиях говорится, что у него волосы были русыми. И что он заплетал их на висках в косы…
После прочтения этих повестей мне опять стало как-то мерзко на душе. И что с того, что я уверен в том, что было не так? И что Маэдрос был благороден и отважен? И что Мелькор поступил не менее подло, чем его противники, что бы там ни говорили? И что разный цвет волос и глаз детей Феанаро совсем не доказательство тому, что их мать была из Эллери Ахэ? И что тот, кто это писал, никогда не видел в своей жизни ни единого эльфа — иначе знал бы, что и волосы, и глаза у них разные, как и они сами. Читал я писания одного, с позволения сказать, путешественника, для которого все люди Востока были на одно лицо — косоглазые и кривоногие. Так он всего дня три с ними и общался. А тот, кто это писал, вообще все знал понаслышке.
Что с того, что я все это знаю? Или, точнее, уверен?
Борондир, естественно, спросил — а вы сами-то эльфов видели? Так почему же вы так уверены в своей правоте?
А вы, сударь мой, тоже их не видели и тоже знаете все с чужих слов.
И кто из нас более прав?
И тогда мне вдруг захотелось взять этого упрямца за шиворот, тряхнуть хорошенько и… и бежать вместе с ним отсюда. Чтобы самим все увидеть, чтобы я мог с полным правом сказать ему — смотри, смотри своими глазами, ты же сам говоришь — не верь тому, что пишут в хрониках, верь себе! Так почему же…
Потому, что он арестован, а я сейчас должен решить, что с ним делать.
Я уже решил.
Но боюсь себе в этом признаться.
Я слишком привык жить спокойно…
ЧАСТЬ III
ГЛАВА 21