Черная Книга Арды: Исповедь Стража

«Вот и случилось это, госпожа моя. Элион сам все понял, и не мне довелось открыть ему имя Учителя. Я не успел его подготовить. Он считал Учителя кем-то из Забытых Богов, и я не решался назвать ему имя — то имя, которое они проклинают. Да он, наверно, и не поверил бы мне, стал бы говорить, что я лгу… Как тогда, когда я рассказывал ему об Эльфах Тьмы. Он плакал, а потом словно очнулся. У него были страшные, отчаянные глаза. Он закричал: «Я не верю! Этого не могло быть! Этого не было, не было! Не было! Это ложь!..» Все это словно душу его разорвало надвое, а теперь уже ничем не помочь… Как мне объяснить ему, если он не поверил бы даже Книге? Я не могу оставить его. Не может быть, чтобы мы не могли понять друг друга! И если я сумею убедить его — тогда у нас появится надежда… Если бы он смог говорить с Учителем!., но нет, он не захочет этого. И я догадываюсь почему. Он боится понять: тогда весь его мир рухнет. Элдар невыносимо терять веру в свою правоту, потому они страшатся сомнений, страшатся всего, что может изменить их взгляд. Так и с Элионом. Прав Учитель: самое страшное — непонимание. Оно рождает вражду…»

Вообще-то эльфы не настолько тупы были, чтобы не понять того, что им говорят. Финрод до разговора с Андрет был полностью уверен в том, что старение и смерть свойственны природе людей и они спокойно принимают это. Когда же узнал истину — его взгляды переменились полностью. За один-единственный разговор.

А эльф, описанный в этой повести, — я даже не знаю, что и сказать. Как будто нарочно придумали, дабы подтвердить то, что эльф — не способен ни понять, ни сделать ничего, ни увидеть Свет истинный (только Не-Свет, видать). Ведь повествование ведется, почитай, от лица того самого Элиона. И кому ж он так исповедовался, дураком таким себя выставляя? Стало быть, выдуман он, Элион. Или взял кто-то некую истинную историю и набил ее, как кишку для колбасы, своим собственным вымыслом. И скармливает теперь легковерным… Только вот меня с такой кормежки тошнит что-то.

А я ведь тоже не верю Книге. И понимаю, почему не верил Элион. Он — не видел этого. Он видел другие смерти, не менее жестокие — именем Учителя. Чему поверишь прежде всего? Тому, что услышал, или тому, что увидел?

Да, веру в свою правоту страшно терять. Но если этот самый Элион родился позже тех ужасов, которым я, кстати, тоже не верю, то он-то чем виноват? Война идет с самого его рождения. Он не знает иного. И чем виноват я? Да ничем, даже если все было так, как написано в Книге.

А вот представь, Борондир, а вдруг прав я, а не ты? Каково будет терять веру тебе, проповедник? Каково узнать, что ты искренне проповедовал — ложь?

Одно могу сказать — если и тогда было стремление понять друг друга, то сейчас оно еще более оправданно. Сейчас нет вражды. Сейчас нет крови на счету каждого из нас.

И надежда — есть. Как и у этого юноши, Хонахта. Чтоб мне провалиться, он мне нравится. Чем-то похож на того, из моего видения… Мне так кажется.

«Госпожа моя, ты просишь рассказать тебе о судьбе твоего брата. Прости, что снова причиняю тебе боль; я знаю, как вы любили его, но знаю и то, что правда для тебя дороже и что красивая ложь не утешит тебя. Ахто принял меч Аст Ахэ всего год назад. Он был отважен и горд, твой брат, как и должно сыну вождя и рыцарю Твердыни; быть может, слишком горд. Он не вынес оскорблений, которые бросил ему в лицо пленник. Он ударил…