Черная книга или Приключения блудного оккультиста (СИ)

Какой сильной была ненависть к Г.П., можно судить хотя бы по такому факту. Через два года после его ухода я заговорила о нем с Леной и попыталась сказать: «Не он один виноват. Мы тоже виноваты в его уходе». Лена, обычно такая спокойная, избегающая даже тени конфликтов, вдруг взвилась и начала на меня чуть ли не кричать: «В чем мы виноваты? Я ему звонила! А он! Он то… Он се… Вот что он мне сказал (к слову – ничего особенно страшного, но это если смотреть объективно)». Я даже испугалась такого напора и сказала: ну конечно, конечно, ты права.

Или на последней нашей встрече с Александром (после ухода Г.П. прошло два с половиной года, все о нем давно забыли, произошло множество более ярких событий), без всякого напоминания, сам Александр вдруг посмотрел на меня и начал говорить о Г. П. «Вот ты, Яна, хотела, чтобы у нас Г.П. был руководителем (это бред! Об этом никогда никто и речи не вел, и мысли не возникало). А ты не знаешь, каким он был авторитарным человеком! Вот вы бы у него поплясали!» При этом в голосе его звучала обида и ненависть.

При всем этом в обществе не нарушался принцип Любви!

Если даже сейчас кто-то из общества прочтет эти строки о Г.П., он скажет недоумевающим тоном: как это? Кто это его ненавидел? Кто это его изгонял? Все ему звонили! Все с ним общались! И я общался (лась). Это он сам ушел.

Ни один член нашего общества ни за что не признается даже самому себе, что он испытывает к кому-то хотя бы неприязнь! Ведь это – нарушение принципа Любви! Поэтому, чтобы скрыть от самих себя происходящее, очень многие регулярно намеренно звонили Г.П., участливо расспрашивали его о жизни – словом, общались. Мне, к примеру, столько никто не звонил, как и любому рядовому члену общества. К Г.П. относились с таким участием именно потому, что ощущали его отделение от общества, именно поэтому нужно было так активно заниматься в его отношении «бомбардировкой любовью».

Почему я так подробно говорю об этом? Кому интересны наши интриги?

Да потому что это – вернейший признак тоталитарной секты. Я своими глазами увидела, как выживают неугодных. Тех, кто не может полностью подчиниться руководителю (ах… такому мягкому, демократичному и неавторитарному!)

Были и другие случаи. Ушла из общества женщина, пытавшаяся, как и я, что-то возражать. Ушли другие – молча. Но пример с Г.П. – самый яркий.

Теперь я подхожу к описанию сцены, которую мне не забыть, наверное, до конца моих дней.

Было очередное собрание в доме В. Председатель рассказывал о своих очередных делах… они с Костей поняли, что с Центром ничего не получится и решили заняться продажей книг. Открыли издательство, привезли книги, стали составлять каталог. В. встретился с самим Мегре и взял у него разрешение на перевод «Анастасии». Общество ахало и охало. Г.П. тоже присутствовал – он молчал, давно оставив попытки что-то изменить.

В этот день я решила выступить. Так как о нас с мужем уже создалась слава критиканов, вставляющих Великому Делу палки в колеса, я решила в этот раз не заниматься критикой, а внести дельное предложение. Я хотела предложить назначить Лену (которая и так очень многое в обществе организовывала) на должность координатора. Александру некогда заниматься встречами, поездками к дедушке, так пусть этим официально занимается Лена (а то у нее это как-то подпольно проходит). Заранее я, конечно, поговорила с самой Леной, она меня с восторгом поддержала.

Но как-то за рассказами о Великих Делах мое выступление отложилось. В конце концов Александр сказал, что сейчас мы пойдем прогуляемся и помедитируем на свежем воздухе. Все с восторгом поддержали его. Тут Александр вспомнил: ах да, еще же Яна хотела что-то сказать. Я встала. Собственно, у меня всего несколько слов. Вот Лена у нас все организует, так давайте ее назначим официально… потому что надо же заботиться и о делах общества, не только об издательстве.

Непонятно отчего, мои слова «пробудили» Г.П. Он сказал: вот молодец, не побоялась сказать правду! Мы действительно не занимаемся тем, чем надо бы заниматься… Александр с Костей тут одни все тянут, а мы как будто ни при чем. Нам тоже надо организоваться как-то…

Как я уже упоминало, любое слово Г.П. воспринималось как скандальное. Я уже не помню, кто первым поднял крик… но крик поднялся дикий. Я не могу вспомнить подробностей… В общем, началось «посягание на священные основы общества».

Помню, что мой бедный муж попытался меня как-то поддержать. Я больше ни слова не говорила, но меня начало трясти. Он попытался сказать В., что вот видите, мы же вам говорили о книгах, и вы теперь продаете книги, почему же вы нас не послушаете сейчас?

И тогда В. во всеуслышание сказал: