Черная книга колдуна

День клонился к закату. Вернулись к домику Авдотьи Захаровны, нагруженные под завязку. Помогли развешать травы под навес, накрыв марлей. И с удовольствием остались на ужин. Знатные грядки и теплицы знаменитой травницы ломились от плодов и ягод. И как-то по-домашнему. Женщины настрогали салатов, пока запекались пироги в духовке и поджаривался бычок на вертеле, которого доставили через десять минут, а мужская часть пробовала наливки и бальзамы. А после любовались крупными звездами, испытывая и трепет, и волнение. Земляне, что где-то там каждый из них откроет еще не один мир, который позвал их, выдав неограниченный кредит доверия, а инопланетяне, что где-то там остался дом, который скоро обретут. Галактика Млечный Путь, наполненная звездной пылью и темной материей, рассеивала звездный свет — и не каждый дом можно было рассмотреть. С Авдотьей Захаровной было так же легко, как, наверное, с собственной бабушкой. Она разбиралась не только в растениях — она разбиралась во всем. Даже Гоблин, будучи опытным наставником, коренной семиреченец, прибегал посоветоваться, в иных вопросах полагаясь на нее, как на самого себя.

Кроме того, она была провидица. Подбирая учеников, никогда не спешила. Редкий случай, чтобы ее избранник не прошел испытание. И при этом часто рисковала, тогда, как другие, подбирали уже сформировавшиеся пары.

Но когда вернулись в академгородок — сумерки только-только начинались. Время в мирах Семиречья было не одинаковое — и сразу, пожелав друг другу спокойной ночи, отправились спать, чтобы не проспать начало экзамена. День предстоял волнительный. Особенно волновались гуманоиды. И всем им хотелось быстрее попасть домой и сообщить радостную весть — поступили! А пытаясь заснуть, каждый еще долго не мог сомкнуть глаз. Кирилл ворочался полночи — одеяло казалось колючим, и то холодно, то жарко, а то разные мысли лезли в голову, и когда выходил на балкон, кто-то да стоял уже там и вздыхал, как он, а титаны безмолвно взирали на них, не проявляя ни капли сострадания.

«Мы строим дом, мы строим до-о-ом…»

А дальше никак. Практика телепатического синхронного пения не давалась никому. Мало того, что в словах не было никакой рифмы, так еще голосовое воспроизведение каждый на своем становился сущим кошмаром. У кого-то это была последняя практика, для кого-то только ее начало. Профессор Кряжинский Игнат Раденович был неумолим — никто не выйдет отсюда живым, пока я не услышу созвучное: Слава, слава, Боже наш дом храни!

— Может мы сразу с последней строчки и начнем? — предложил кто-то.

— И не надо трясти хвостами, они вам не помощники — лучше шевелите извилинами! — издевался он, помахивая в такт рукой.

Репетировали третий день. Репетировали до полночи, собираясь у динов, понимая, что могут вообще лишиться каникул.

— Ну как можно такое спеть?! — горестно восклицали те, чьи корабли вот-вот должны были прилететь или улететь, а кому-то уже пришлось отказаться от брони.

— Ну давайте попробуем сначала спеть вслух на каком-нибудь языке, а потом попробуем мысленно.

— Да не могу я это петь, что за хрень?! — всклоченный Макс отбросил от себя текст, потоптавшись на листе ногами. — Это ни на одном языке не звучит! — он поднял лист, расправляя его. — проверяли же уже!

— В том-то и суть, — философски заметил Горгуль. — Нас пытаются научить думать синхронно. — Представьте галактические символы — мы думали нам их не осилить, но когда разобрались, оказалось проще простого. Да, он может быть не так удобен, как тот алфавит, к которому мы привыкли, но он понятен всем. И на любой язык символы переведут одинаково.

— Кир, а как ты догадался? Помнишь ты объяснял нам с Максом, что такое письменность?

— Не знаю… В голову прилетело… У меня тетя филолог — радуется каждому символу. Если бы не было письменности, она бы ее изобрела. Так что, для меня это было нетрудно…

— Послушайте, есть предложение, — Машка похлопала в ладоши, взяв руководство на себя. — Давайте на минуту забудем, кто мы и что мы, и дружно родим общегалактические символы… Ну, возьмите Авдотью Захаровну, или Гоблина, или… — она покраснела, заметив, что профессор Игнат Раденович стоял у окна и кормил с руки голубя, обернулся, усмехаясь про себя. — Извините…

— Нет, нет, продолжай… — махнул он рукой одобрительно. — Вы совершенно правы! Все мы открываем вам суть созвучно вашему восприятию. Именно это я и хотел бы от вас услышать. Вы, Марфа, идеально раскрыли содержание задания.

— Не называйте меня Марфой, лучше Машей, я привыкла, — Машка снова покраснела.

— Совершенно необоснованно, имя красивое и древнее. Вы, Маша, по имени жрица самой Марены. «Мару хвалить». «Ф» пришло в русский язык с христианством и завоевателями, а коренное звучание этой буквы глухое «хв». Быть жрицей Смерти — знать демона смерти во всех его проявлениях. Посвященная в тайны бытия, открывающая причины видений, лжи и обмана. Я буду рад за тебя, когда ты примешь свое имя с должным почтением. Или Дарина, Дарья — подаренная. Итак… Не будем терять время!