Черная книга смерти

Этот вопрос навел Чаня на мысли о дирижабле. В тот момент, когда планы заговорщиков вот-вот должны были увенчаться успехом (немыслимое богатство и власть были рядом — рукой подать), оказалось достаточно бросить спичку, чтобы подозрительность и соперничество между ними заполыхали ярким пламенем. Чань уже сталкивался с этим: воры набрасывались друг на друга в разгар преступления. Но тут были не обычные воры. Они вознамерились похитить ни больше ни меньше как свободную мысль народа — многих народов — и создать империю бессловесных скотов. Непомерные амбиции питали их страхи и недоверие друг к другу, а схватка на дирижабле стала лишь неожиданной финальной вспышкой. Чань знал, что Ксонк, графиня, граф и Граббе вынашивали собственные тайные планы относительно друг друга — либо желая подстраховаться, либо намереваясь предать своих сообщников. Размышляя о том, что могло быть в шкатулке, он думал о личных планах, которые еще могут быть претворены в жизнь, как заряженное ружье в незапертом шкафу, ждущее, когда его найдут.

Следующий день Чань провел в безделье ожидания. Он смотрел, как коричневые холмы переходят в обработанные поля, в деревни, потом в маленькие городки, о появлении каждого из которых издалека возвещал тоненький шпиль. Когда снова опустилась ночь, Чань ссутулился на своем месте, положив очки на колени и закрыв глаза рукой. Он ненавидел это закрытое пространство, ненавидел робких пассажиров, окружавших его, ненавидел все эти маленькие строгие городки. Нелепица, полнейшая нелепица. Женщина была мертва. Он убрал руку от глаз и прищурился — из коридора в купе проникал желтый свет.

Потом без всякого повода он подумал о графине, стоящей на коленях у рельсов. Образ этот был невероятно живым — лицо ее горело, волосы были растрепаны, на плече алело кровавое пятно. Он вспомнил, как ударил ее в конюшне, вспомнил, как ловко она подалась назад, но удержала равновесие… как изящная бледная рука притронулась к месту ушиба… Застонав, Чань закрыл глаза рукой. Он впадал в безумие.

Когда поезд подъехал к вокзалу Строппинг, небеса были темны. Чань спрыгнул на землю задолго до перронов с их людскими толпами и посмотрел вдоль вереницы вагонов с рудой, понимая, что капитан может оказаться где угодно. Со струей пара прилетели разрозненные газетные листы. Чань наклонился и взял один из них. Он мог читать только самый крупный шрифт, но понимал, что за несколько дней его отсутствия в городе много чего могло случиться, и нужно быть в курсе происходящего. Выяснилось, что это двухдневной давности «Курьер» — грязная, низкопробная газетенка. Заголовок гласил: «РЫНОЧНЫЙ КРИЗИС!» Чань усмехнулся — рынки постоянно переживали кризисы. Взгляд его скользнул вниз страницы. Другие статьи казались не менее зловещими: «ОПАСНОСТЬ КРОВАВОЙ ЛИХОРАДКИ», «ЗАСТОЙ В ПРОМЫШЛЕННОСТИ», «ЗАСЕДАНИЕ ТАЙНОГО СОВЕТА ОТЛОЖЕНО». Что поделаешь — «Курьер»! Чань скомкал газету и бросил ее.

Краем глаза он заметил какое-то движение. За вагонами с рудой между колесами мелькнула тень. Это был человек, присевший на корточки и наблюдавший за ним. Чань, ныряя под вагоны, припустил рысцой вдоль путей к служебному выходу, который обнаружил несколько лет назад на плане, составленном Корпусом королевских инженеров. С тех пор он часто выбирал этот путь. Резкий пинок по поржавевшей двери, затем вниз по металлической лестнице в полной темноте — но достаточно медленно, чтобы капитан не потерял его. Спустившись на два пролета, Чань нащупал щеколду небольшой металлической двери. Он помедлил, улыбнулся, услышав звук шагов внизу, в темноте, и вышел на Хеллиотт-стрит, узенькую, втиснутую между высокими стенами и опасную в любое время для беспечных или невооруженных. Чань оставил дверь приоткрытой и снова улыбнулся — он вернулся туда, где знал, что и как ему делать.

Хеллиотт-стрит переходила в Звезду Регента — площадь на пересечении пяти улиц. Прежде центром жизни квартала были покои отца старой королевы, о кончине которого никто не жалел. На квартал тогда легла тень сомнительных дел, творившихся во дворце. После смерти принца апартаменты опустели, но площади это не помогло — она окончательно стала местом сбора уголовников и бездомных.

Безобразные вокзальные часы Строппинга показывали девять. Даже если бы за ним не следили, Чань не мог вернуться к себе, не зная, в каких отношениях он с законом. Не мог он показаться и в таверне «Ратон марин». Чань понимал, что должен принять решение, но ждал. Он услышал слабый скрип ржавой двери, потом громко откашлялся и плюнул на обочину.

Из тени Сент-Пьерс-лейн вышли двое — один колоссального роста — и направились к нему… Только этого сейчас не хватало.