Они долго странствовали. Якову пришлось сбросить форму: жандармы ловили дезертиров. В сентябре 1943 года они добрались до Первомайска. Там Яков подружился с бывшим учителем Миколайчиком. Яков достал радиоприемник, они слушали советские сводки и передавали другим. В СД заинтересовались Яковом. Он ушел, но немцы убили его маленького брата.
Я видел фотоснимки и документы убитых им немцев. Яков не любил рассказывать о своих похождениях — ему тяжело было вспоминать гибель родных и друзей.
Мы расстались с ним в госпитале. Он шел на Запад с Красной Армией. Он жил одним: увидеть советский Львов. Сибиряк — хирург Киевской дивизии спас мне жизнь, скоро я снова пойду воевать. Но я не знаю, что с Яковом Барером? Жив ли он? Увидел ли он свой родной Львов?
22 июля 1944 года.
В ПЕНЯЦКИХ ЛЕСАХ (Львовская область).
В Пеняцких лесах были расположены два села. Одно в четырех километрах от другого. В селе Гута, Пеняцкого района, было 120 дворов, теперь не осталось ни одного. В этом селе жило 380 человек поляков и евреев — их нет в живых: 22-23 февраля село окружили немцы, облили дома и сараи бензином и сожгли село вместе с населением. В селе Гуте Верхобужеской из 120 дворов уцелело два двора. Из жителей Гуты Верхобужеской не спасся никто. Неподалеку от этих сел я, Перлин Матвей Григорьевич, разведчик Красной Армии, случайно наткнулся в лесу на две землянки, где жило 80 евреев. Здесь были и 75-летние старухи, и молодые парни, и девушки, и дети — самому меньшему было 3 года.
Я был первым представителем Красной Армии, которого они увидели после почти трехлетней жизни под страхом ежедневной смерти, и все они старались поближе протиснуться ко мне, пожать руку, сказать теплое слово. Эти люди прожили в лесных норах 16 месяцев, скрываясь от преследования. Их было больше, но осталось 80. Из 40 тысяч евреев Бродского и Золочевского районов, по их словам, осталось в живых не больше 200 человек. Как они выжили? Их поддерживали жители окружающих сел, но никто не знал, где именно они скрываются. Уходя из ”своего” леса или приходя домой, они засыпали свои следы снегом, просеиваемым через специально сделанное сито. У них было оружие — несколько винтовок и пистолетов. И они не пропускали случая уменьшить число фашистских зверей.
Все три года они говорили только шепотом. Громко разговаривать не разрешалось, даже в землянке. Лишь с моим приходом они запели, засмеялись, заговорили во весь голос.
Меня особенно взволновало во время этой встречи то страстное нетерпение, та твердость веры, с которыми эти люди ждали нас — Красную Армию. Этим были проникнуты их песни и стихи, их разговоры и даже сны. Трехлетняя Зоя не знает, что такое дом, а лошадь она впервые увидела, когда я приехал к ним. Но когда ее спрашивают, кто должен прийти, она отвечает: ”Должен прийти к нам батько Сталин, и тогда мы пойдем домой”.
НЕМЦЫ В РАДЗИВИЛЛОВЕ.
***
ПИСЬМО СЮНИ ДЕРЕШ (Изяславль).
14.IV.44 г.
Здравствуй, дядя Миша!
Пишу из родного города Изяславля, который вы бы не узнали. От нашего местечка осталась жалкая половина. Но зачем оно совсем осталось? Лучше бы его не было, не было бы всего, лучше бы я на свет не родился. Теперь я уже не тот Сюнька, которого вы знали. Я сам не знаю, кто я теперь. Все кажется сном, кошмарным сном. В Изяспавле я и Фельдман Кива, наш сосед — больше никого не осталось от восьми тысяч людей. Нет моей дорогой мамы, папы, нет милого брата Зямы, Изы, Сары, Боруха... Все милые, дорогие люди, как тяжело вам пришлось!.. Я не могу прийти в себя, не могу писать. Если бы я начал рассказывать, что я пережил, — не знаю поняли бы вы это. Я три раза удирал из концентрационного лагеря, не раз видел смерть в глаза, шагая в рядах партизан. Лишь пуля фрица вывела меня из строя. Но я уже здоров — нога зажила, и я буду искать врага, чтобы отомстить за все. Я хотел бы повидаться с вами хотя бы на пять минут. Не знаю, удастся ли... Пока сижу еще дома, хотя от этого дома остались одни развалины, но называется ”дома”. Получил письмо от Тани. Очень обрадовался, что есть еще близкие...
Жду ответа на мое письмо. Милые, дорогие, как бы поскорей увидеться... Дядя Миша, помни, что это наш злейший враг — фашистский людоед. Какой ужасной смертью погибли все наши! Бей его до конца, режь по кускам! Никогда не попадайся к нему в руки. Письмо вышло бессвязное, как бессвязна и никчемна моя жизнь.
Но все-таки, я еще жив... Для мщения над врагом. До свидания, дядя Миша. До скорой, желанной встречи! Привет всем, всем, всем! Я как будто бы вернулся с того света.
Теперь начинаю новую жизнь — жизнь сироты.
Как? Я сам не знаю, как.