— Мне следовало бы вести себя более любезно, — продолжал Билли. — Можно ведь оскорбить чьи-то чувства. Сегодня утром я накричал на одного из прокуроров на перекрестке 26-й улицы и Калифорния-стрит возле здания суда. Орал, что все адвокаты — балбесы. После этого ко мне подошел какой-то парень: «Послушайте, ваша реплика меня очень обидела». Я сказал: «Извините. А вы что, адвокат?» Он ответил: «Нет, я балбес».
Билли чувствовал, что язык ворочается все медленнее, а слова становятся неразборчивыми. Он опустил микрофон, взял смартфон и нажал на иконку, чтобы моментально закачать сделанную видеозапись на страницу в «Фейсбуке», которую он делил со Стюартом.
Стюарт — старик, который находился рядом с ним в больнице все страшные ночи три года назад. Тогда Билли было не до смеха, а позже он стал навещать Стюарта в доме престарелых и очень сильно его смешил. Он начал закачивать свои комические выступления в баре на их совместную страницу в «Фейсбуке», заходить на которую Стюарта научила внучка. Как-то раз она сообщила Билли: первое, что делает старик каждое утро, — так это включает компьютер и проверяет, нет ли нового видео.
Билли сошел со сцены и, пошныряв глазами по залу, поймал себя на том, что направляется к столу, за которым сидит Эми Лентини.
— Вы здесь что-то потеряли? — поинтересовался он, подходя к Лентини. — Или просто потянуло в трущобы?
Она улыбнулась. Это была не очень-то теплая улыбка, но, по крайней мере, не такая холодная, как погода на улице.
— Я узнала, что здесь бывают неплохие комедии, — нашлась она.
Билли пожал плечами:
— Нужен ли мне при нашем разговоре адвокат, Эми?
— Я сама адвокат, — пожала она плечами. — Одного защитника вполне хватит.
— Даже слишком много.
— Да, я поняла из вашего монолога. Кстати, очень смешного. Ваша репутация — вполне заслуженная. — Она придвинулась к нему поближе. — Нам нет необходимости быть врагами. Мне просто нужна правда.
— И вы уверены в том, что знаете, в чем заключается правда?
— Вполне, — сказала она.
Она поймала ртом соломинку и стала пить из своего бокала что-то цветное и пахучее.
А ротик у нее был замечательный. Билли впервые в жизни захотелось быть соломинкой.
Да и одета женщина умопомрачительно. Даже слишком для такого места, как это.
— Вы проверяете, нет ли у меня с собой записывающего устройства, детектив? — спросила она.
Билли, моргнув, посмотрел в сторону. На такой вопрос лучше вообще ничего не отвечать.
Она слезла с табурета, не снимая сумочку, висящую на плече, и развела руки в стороны:
— Вы хотели бы меня ощупать?
— Итак, вы думаете, что я делал видеозаписи того борделя, чтобы затем шантажировать людей, — сказал Билли.
Ее умопомрачительные губки скривились в очередную улыбку.
— Как бы я стал это делать по отношению к мэру? Или по отношению к архиепископу? Понимаете, Эми, если их арестовать, то шантаж автоматически становится невозможным. Какой смысл?
— Ладно, — согласилась она. — Воспринимайте, как считаете нужным. Но я вообще-то не говорила, что это делали вы, детектив. Хотя уверена, что кто-то из полицейских.
— Ну, тогда мне хотелось бы поймать хитроумного парня не меньше, чем вам.
— Кто сказал, что это парень?
У Билли не было ответа на поставленный вопрос. Во всяком случае, отвечать он не собирался. Она, похоже, пыталась настроить его против напарницы — Кейт. Хотела запудрить ему мозги.
Кроме того, она сейчас еще и забавляется, если судить по озорной улыбке. К чему, черт возьми, она клонит? Она вряд ли могла надеяться, что он раскроется и признается (признаваться ему, правда, в любом случае не в чем, но тем не менее…). На что она сегодня вечером рассчитывала? Она смотрела на него томным взглядом.
Он почувствовал, как к лицу прихлынула кровь. Эта женщина была очень хороша собой.
Он наклонился к ее уху. От волос пахло какими-то ягодами.
— Флирт, к которому вы пытаетесь прибегнуть, не сработает, — предупредил он. — Ничего — абсолютно ничего — не произойдет, и мы оба об этом знаем.
— Да ладно, Билли, не будьте таким пессимистом.
Он отпрянул от нее. Ну что за странная дама?
— Вам нравится играть с опасностью, да?
— Так же, как и вам, — парировала она, не отводя взгляда.
— Вы думаете, что я прохвост.
— Я уверена, что вы прохвост. И знаете, что в этом самое лучшее?
— Поведайте мне, Эми.
— Самое лучшее заключается в том, что вы мне во всем признаетесь. В пределах сорока восьми часов — не более того — вы обо всем мне расскажете. Либо вы, либо Кейт. Один из вас будет просить пощады. Это — гонка, в которой вам, Билли, не следует финишировать вторым.