Черная кошка, белый кот или Эра милосердия-2

Со шпаной просто. До вечера продержу и выпру на улицу. Если у них кто здесь есть — увидим. Нет — ночи прохладные, пусть мерзнут. По темноте за двадцать километров идти не рискнут.

«Кухарчик Марк Брониславович, год рождения, белорус, образование семь классов…»

Протокол писался на обороте какой-то инструкции. Благо оконный сугроб макулатуры не растаял.

С водителем мы скорее беседовали, чем вели допрос. Мужик работал в гараже ЦК. Дембельнулся, как и мы весной. Водители или по нынешнему «шофера» были дефицитной профессией. Устроился в гараж ЦК. Машины там и трофейные, и советские. По словам Марка, секретари имели в своём распоряжении по три-четыре автомобиля. Мелкая сошка должна была заранее писать заявки. Завгар и начальник хозуправления при таком раскладе имели «большое уважение».

— С Зинаидой Фроловной мы познакомились третьего дня. Завгар за старание поощрил «выгодной» поездкой. Мужики в гараже обзавидовались. Говорят с ней и ещё кое с кем ездят даже в Вильнюс и Москву. У нас в Минске с продуктами плоховато. Поговаривают о начинающемся голоде на Витебщине и Могилевщине. Госпоставки колхозники выполнили, а вот им самим практически ничего не оставили.

В народе слухи ходят, что у куркулей в западных областях есть любые продукты. И недорого, а ещё можно менять на одежду там или ещё что. Только как туда доехать? А с работы отпроситься? Вот и приходится втридорога у спекулянтов покупать.

— А если бандиты на машину бы напали?

— Ну не напали же. Да жонка у меня в положении. Жиры ей нужны. Решил рискнуть. Да и ребята в гараже дали кое-что им поменять. Другой раз ещё кто поедет…

Про стопки вещей выяснилось совсем неожиданное. Оказывается американцы очень впечатлились документальными фильмами про разрушенные города и сожженные деревни. Многие ихние евреи были выходцами из Беларуси. Вот они собирали пожертования.

По линии Красного Креста и ЮНРРА[56] шли целые вагоны с помощью.

Я сразу вспомнил начало девяностых и посылки из Германии. Как мать тогда радовалась сухому молоку и муке. Не раз они с соседками поминали добрым словом неизвестных немцев.

В Минске находился центральный распределитель. Водила привез туда Зинаиду в четверг. Бардак там царил колоссальный. «Одяг», нужнейшая для обносившегося за годы войны народа одежда — валялялась полуметровым слоем. С десяток баб продолжали потрошить всё новые и новые тюки, выискивая неизвестно что.

Мои парни были потрясены «полуметровым слоем». В О. с одеждой тоже было плохо. Нас перед командировкой по спецзаказу экипировали полностью. По сравнению с местными правоохранителями, одетыми как попало, мы были настоящие щеголи.

По прошлому опыту я помнил сорока пяти килограммовые тюки американского прессованного секонда. После вскрытия он превращался в метровую кипу. Если вскрыть три-четыре… Разобраться в этом ворохе, где и что тяжелая задача. А уж если присутствует несколько женщин, которых никто не ограничивает — это вообще ужас.

Что отбирала и как пассажирка, Кухарчик не видел. Ему она передала куртку, в которую сейчас одет, и теплое платье жене. После поездки обещала не обидеть.

Незамысловатый рассказ бывшего фронтовика. В самом начале он говорил не торопясь, спокойно. Под конец прорвались злость, скрытая горечью и раздражение.

— Простой народ бедствует, а кто-то на этом наживается.

В том, что обмененные продукты пойдут на рынок, а не для улучшения снабжения работников ЦК он был уверен.

Дело приобретало совсем нешуточный характер. ЦК, разворовывание американской помощи это также серьезно, как и противостояние с лесовиками. Нет, мы не боялись последствий ареста этой сучки для себя.

Вопрос был в том как прекратить это безобразие.

Переговорив, решили сделать подробную опись вещей. Вызвали понятыми Лучонка со вторым учителем. По его совету пригласили ещё четверых вясковцев. В том числе и председателя сельсовета. Куда уж в таком деле без него. Суетливая угодливость, горящие предвкушением распределения глазки вызывали во мне стойкую неприязнь. Но что делать. Положено.

Генрих и Азамат, получив рапорт и протокол, повезли спекулянтку. Пусть у Плаксина теперь болит голова. А на машине, которая резко сломалась, я сам пару дней покатаюсь за материалами. Одно дело приехать на таратайке, другое дело легковушка. В ближайшие день-два предоставлялась возможность значительного увеличения количества имеющихся стройматериалов.

Это дело не хотелось пускать на самотек. Можно было бы вместе с копией протокола и описи отправить письмо в Министерство госконтроля Мехлису. Лев Захарович по национальности был евреем. Одним из немногих представителей этой национальности в высшем руководстве страны при Сталине. Как мне помнилось, при всех своих недостатках, был исключительно честен.

НО. Здесь имелось большое «НО». Каковы реалии этого времени. Что если и в нынешней структуре власти практиковалось жалобы и критические замечания отправлять для принятия мер тем, кто в этом виноват?