Черная кошка, белый кот или Эра милосердия-2

В постперестроечный период, когда подавляющее большинство соревновалось в размере дерьма, вываленного на партию, абсолютно забылось, что партия не только бесполезный аппарат «паразитирующий на теле государства», но прежде всего орган управления. В нем шел большой объём бумагооборота, а значит, выработалась своя версия «канцеляра» — подвида русского языка предназначенного для документов. У Даля словарь называется «Живага русского языка». Можно подумать, что язык документов не меняется. А он гад меняется с ещё большей скоростью: с каждым съездом и пленумом, сменой руководителя и написанной им работой. Любой знаток языка моментом обозначит свою «чуждость», не только употребив в неправильном месте речевой штамп, но и просто «упустив» его в документе в целом.

Любой государственный документ это набор языколомных оборотов и штампов. А для «органов» — флажок: «Обратите на меня внимание».

Не, пусть лучше будет «госканцеляр» — на «партканцеляре» спалят сходу.

Вежливо постучав, открываю дверь.

— Вы зачем там сидите? Что значит — ничего нет? Вам партия доверие оказала, вот и оправдывайте его, а не ищите оправдания! Где хотите и как, но завтра должно быть сделано! — ярился праведным негодованием голос хозяина кабинета.

— Пораспустились вы там, на фронте, — зло пробормотал он, резким движением опуская трубку на рычаги, и поднял на меня взгляд.

Он был невысокий, полный, с явно выпирающим животиком, выбритой головой и одет в плотно обтягивающую офицерскую тужурку без погон, но с колодками наград.

— Слушаю Вас! — голос приобрел официальную вежливую сухость занятого человека, вынужденно отрывающегося от важных дел на мелкую служебную необходимость.

Я протянул партбилет с вложенной в него писаниной, и опуская руку вдруг — «поплыл».

В глазах на мгновение потемнело. От головы до пяток пронесся острый режущий поток, и в мозгу проявилось мое собственное жизнеощущение. Протаяла во мне память Сергея-фронтовика — кусочек его жизни, острый и зазубренный осколок мальчишеского опыта.

У нас, в разведке, — «за словом в карман» никогда не лезли. В прошлом году был такой же, политрук гребаный! Тогда наша группа взяла пятерых немцев в их ближнем тылу. Группа… — в составе четырех человек. Редкость конечно, но немцы нам попались «дерзкие», попытались на нас наброситься и оружие отобрать. Идиоты! Обычно-то они — смирные, да покладистые. И говорят все, и унижаются. И плен для них — нормально. Это мы с гранатой, чтоб в плен живым не попасть… Одним словом, — вышли мы к своим только с одним пленным. Утащили его в штаб. Так эта сука, вместо благодарности, что-то там и «вякнула» про нас на допросе. Приходит ко мне майор-политрук и начинает мораль читать, и стращать всякими карами за расстрел пленных. Будто бы я их уже в нашем тылу порешил, а не в немецком… Сказал я ему тогда: «Товарищ майор, я сейчас пойду к генералу, и попрошу, чтобы вас завтра назначили командиром поиска». Послушал бы меня генерал. Этого «вояку» как ветром сдуло.

Меня качнуло и это заставило Юрия Николаевича поднять взгляд.

— Вам что — плохо?

Я покачал рукой — «нормально, уже прошло». Он секунду ещё всматривался в меня, а потом обратился к привычному родному — бумагам.

— Так это вы редкостно воспитанный сообразительный молодой офицер?

Вероятно «учетчица» успела позвонить, пока я писал «цидулю».

— И сильно вы заикаетесь?

— По-ока-а при-ил-ичн-но… — пришлось мне открыть рот. Хозяин кабинета покивал головой и вновь принялся вчитываться в бумаги, вероятно обдумывая и принимая решение.

Был ли партаппаратчик природным хамом или приобрел на «должностях» партчванство, но мне, по сути — больному человеку, сесть не предложили. Оно понятно — не «свой», не ровня по положению, не «нужный» человек. Да и плевать. Привыкать что ли?

— Значит из ГСОВГ? — вновь «подал голос» райкомовец, подняв голову от бумаг.

Я, надев «маску» строевика, кивнул. Вы где воевали у Конева или Рокоссовского?

«Оба-на, там ещё и Рокоссовский оказывается был! Да-а, давно я про войну ничего не читал. Позабывал всё напрочь. И что говорить?» — пронеслось у меня в голове.

Но Юрий Николаевич, не обратив внимания на моё тупое молчание, решил блеснуть эрудицией.

— Ах да, вы же из Шверина, там наступал Второй Белорусский товарища Рокоссовского. А член Военного Совета… — он сосредоточился на секунду, напрягая память.

А у меня проскочила ассоциация: «барабанная дробь» и пауза ведущего — «Правильный ответ…»

— Товарищ Субботин! — победно улыбнулся хозяин кабинета, взглядом давая мне сигнал порадоваться вместе с ним.

Я слегка улыбнулся, делая вид, что приятно удивлен памятью и знаниями райкомовца. Хотя если вдуматься мужик действительно эрудит. Маршалы на слуху. Их знает каждый. А вот вспомнить ЧВСа — это сильно.