Одно время я был завсегдатаем «вопросы-ответы» на «Майле». Как то задали вопрос: «Если бы вас назначили министром, что бы вы сделали первым делом?» Как я потом посчитал — семьдесят два процента первым делом искали бы — «Как получить побольше денег, пока меня не сняли».
Для меня это было откровением. Чего ж тогда ругать «элиту» страны, если практически всё общество настроено на «урвать и убежать»? Вот берем обычного попаданца. Используя всё доступное он старательно строит свой «хомячник».
Рвется в повелители доступного мира, страны, города, деревни, племени… — нужное подчеркнуть. Нет, он заботится о благополучии подданных. Но только — потом. Когда они склонят голову или псевдоподию в экстазе проникновения в богоизбранность ЕГО.
А что я добился за это время? Есть работа, карточки. Есть где жить и с кем спать. Сторожих и прочих женщин — хватает. Несерьезно это конечно, но спермотоксикоз и обычное мужское э…»эго» — снимает. Мне прямо так и слышится ехидный голос мужика из «Пластилиновой вороны»: «Маловато будет!». Ну что же — с ним не поспоришь.
Но только что делать с выведенным мной, тогда ещё Николаем, жизненным принципом: «Даже если ты начнешь новую жизнь, то никак приказчик не станет генералом. Если, правда, этого не сделает за тебя сказочная щука». Способности, склад ума — они и на Земле, и в сказочном королевстве одни и те же.
Рабочий учит сына — зарабатывать деньги, миллионер — работать с деньгами, чиновник — создавать обстоятельства, когда к нему придут с деньгами. А если меня всю жизнь, начиная с отца, учили: «Сначала дело, а потом ты сам!»? Вот и не могу я «хомячить». Претит мне, ПРЕТИТ. У блатных это называется «западло». Вот что мне с этим делать?
Уничтожили мы шайку. Можно обшмонать, поживится… А как быть с тем, что эти деньги и «цацки» — отобраны у не сумевших дать отпор? Да пусть сгорят… Сразу как-то вспоминаются «крышующие».
… истерика девочки с рынка — после «хора» за «долги».
… муж хорошей знакомой, зверски замученный — за отказ платить «за защиту».
… сосед за два часа собравшийся и уехавший в другую республику после «стука»: «стрелять не только они умеют».
Не надо мне такого барахла — без крайности.
Воспоминания прежних эмоций накатили до того сильно, что я сорвался и начал с ненавистью колотить ни в чем не повинную самодельную «грушу». Немного отошло…
И мысли стали пооптимистичнее.
Хорошо хоть приятель надежный появился. Только почему-то еврей. Только вот ничего «еврейского» — я в нем не чувствую…
Наверное, всё это неспроста.
Похоже, настала пора — сдержать слово, данное хорошему парню — Сергею. А то вот так приживешься… и не дай бог — станешь «таким как все». Ч-черт! Может я какой-то излишне идейный? Да вроде нет. Нормальный я. К тому же, не ровен час возьмутся по-серьёзному за расследование дел «Белой кошки». Могу и не успеть… рассчитаться.
Плюнув на весь этот раздрай в душе — облился водой, и пошел собираться на работу.
Утро в отделении напоминало дурдом во время пожара при наводнении. Прибыла куча командировочных из области — «Для усиления охраны хлебозаготовительных пунктов и элеваторов». В разных концах двора бродило, стояло, курило, стояло… множество совершенно незнакомого народа. Все новости мне доложил еще на подходе — мой постовой. Причем все подробности была уже известны. По-моему тут новости передаются воздушно капельным путем.
Никита Попов — это опер, который вел дело о взрыве, стоял в курилке с помятым лицом и в совершенно раздраенных чувствах. Я, недолго думая подвалил к нему. — Привет, Никита. Ты чего такой смурной?
— Здорово, Серега. Да будешь тут смурным — ума не приложу, что начальству докладывать? Ты уже в курсе?
Я неопределенно помотал в воздухе рукой:
— Доложили…
— Только банды нам и не хватало.
— Какой такой банды? — я гротескно вдернул брови. — Что-то вы товарищ путаете.
— На пожарище раскопали шесть трупов, да еще один на очке сидел — с перерезанным горлом и ртом набитым деньгами… Зелинский говорит, профессионально сработали. Следов никаких. Кроме гранаты этой доисторической. Сгорело к черту все. Да и народ там потоптался — пока тушили. И собака след не взяла. Кого искать…? — лицо его приняло совершенно расстроенное выражение в ожидании грядущих неприятностей. — На совещание идешь?
— Погоди ты… А кого искать? Все же и так ясно! — мое лицо приняло абсолютно удивленный вид.
— Как кого? На дверях туалета, где труп сидел белую кошку намалевали. Банда!
— Да какая банда!? Этому дусту горло перерезали за то, что крысятничал у своих. И в рот деньги сунули для того, чтоб показать всем это. А что в туалете сидел — так утащить не успели. Потом пошли выпивать — и взорвались на гранате. Гражданские же! Вертели по-пьяному делу. А вторую в окно взрывом выбросило.
Чистая бытовуха! А что до рисунка? Так хто его знает, когда его нарисовали?
Может дети баловались?
С каждым моим словом, лицо опера приобретало все более живой вид.
— И никакой банды и политики. Возможно! Заметь — ВОЗМОЖНО, что это что это кто-то из «ссученных» воров. Вернулись воры-фронтовики — вот и пошли разборки.