Черная кошка в темной комнате

— Понятно, — кивнула я, — а в восьмой?..

— В восьмой я его выбил, — лицо Рафаила снова поменяло цвет, на этот раз став золотисто-розовым. Смотреть на него было интереснее, чем в телевизор.

— Продолжайте. Я заинтригована…

— Обходил машину. Осматривал. Поскользнулся. Уже лед был. Ну и въехал рукой. Случайно! И Лариса… Вадимовна согласилась, что случайно.

— Рука-то цела, терминатор?

— Даже не поцарапал. Такое ощущение, что это клятое стекло само ждало повода, чтобы рассыпаться, — Рафаил вроде бы шутил, но выпуклые темные глаза были серьезны.

— И все время стекло.

— Причем именно это, переднее, — кивнул Рафаил, — странно. Если бы конкуренты или соседи пакостили, так были бы царапины по кузову, надписи. Или, там, фару разбить, колеса порезать.

— А тут такой стойкий баг, — продолжила его мысль я, — как будто это стекло и впрямь прокляли.

— Так были же и священник и ведьма. Ничего на этом стекле нет.

— Ничего нет, — подтвердила я, — даже грязи. Но ведь так же не бывает, Рафаил?

Парень пожал плечами. Он не хуже меня знал, что так не бывает. Но действительность в очередной раз решила доказать ему, что в жизни все не так, как на самом деле. И это его здорово напрягало.

Пригласить, что ли, на консультацию

В голубом окне экрана призывно-тревожно горел красный колокольчик неотвеченного письма. Я торопливо кликнула по иконке.

«…Полина, как я соскучился по тебе, как страшно соскучился! Меня преследует запах твоих волос: сладкая роза и горькая, резкая цитрусовая нота. Светляком горящий ночник и тонкое, гибкое тело, и руки с длинными, невероятно красивыми пальцами, и отблеск ночника в темно-вишневых глазах. Ты красива как сон, как мечта, моя нереальная возлюбленная…»

Меня окатило холодным, тяжелым страхом и я торопливо нажала: «Удалить всю переписку». А потом еще долго сидела на кухне, не решаясь покинуть строгое и упорядоченное царство вычищенных кастрюль и до скрипа отдраенной посуды, жесткого голубого света и резкого запаха кофе.

Эти письма я получала раз в два-три месяца. Всегда с разных аккаунтов. Всегда либо с фейковых, либо со взломанных, либо с «мертвых» и, соответственно, тоже взломанных.

Первое письмо из интереса дочитала до конца. Там было все… Все, что мне нравится, все, что заставляет меня таять, все, что зажигает кожу и перехватывает горло. Все, чего у меня НИКОГДА не было с одним мужчиной. Было — но с разными!

Я испугалась тогда. Собственно, я до сих пор пугаюсь. Это всегда только письма: не звонки, не просьбы о встрече, не признания даже, не надежды. Это только письма с воспоминаниями — сладкими, горячими и нереально правдивыми воспоминаниями о том, чего никогда не было и не могло быть…

Я удалила то письмо и заблокировала аккаунт. И через месяц обо всем забыла. А еще через месяц пришло второе письмо. Подробное описание волшебной ночи в декорациях моей новой спальни. Спальни, которую я только что отремонтировала. И в которую пока не приглашала никого.

В письме были не мечты — воспоминания! О том, как мы целовали друг друга на фоне персиковых штор, как светила в окно луна и свет падал на картину в белой раме. Как со звоном упала и разбилась статуэтка «Танцующая Мышь», которую я купила на блошином рынке в Праге…

«Мышь», это было видно из кухни — спокойно стояла на полочке у дивана… А в письме она лежала на полу, безнадежно уничтоженная, с отколотой головой и разлетевшимся на пять частей тельцем — и мне совсем не было жаль. Потому что именно в этот момент большие, жесткие но невероятно нежные руки ласкали меня так, как я всегда мечтала, но никогда не смела попросить… Стеснялась.

Прочитав это письмо, я кинулась в спальню, надеясь… Можно было не надеяться! Все, черт возьми, точно. Если штору отдернуть наполовину, свет луны упадет на картину «Девочка с саксофоном» именно так. И тень от торшера ляжет на стену именно так… Что это? Кто? Кто был в моей комнате, кто подсмотрел мои сны, кто узнал мои потаенные желания, те, которые я прятала даже от себя? Кто?

Этот вопрос был даже важнее вопроса: «Как?»

А Лариса еще назвала меня бойцом… Да я была почти парализована страхом! Я удалила письмо и потерла корзину, сменила замки и наглухо задернула шторы, я убрала подальше в горку злополучную «Мышь» и сняла со стены «Девочку с саксофоном». Я почти перестала ночевать в спальне — диван в гостиной был вполне удобным, хоть и не раскладывался.

Предпоследнее письмо было почти три месяца назад.

Значит… Значит, у меня, как минимум, шестьдесят дней относительно спокойной жизни. Черт! Надо это отпраздновать.

Я прошла на кухню, вынула из треугольного шкафчика початую бутылку морошкового ликера и щедрой рукой плеснула в кофейную чашку. Вот сейчас еще кофейку добавлю, да сливок налью — и пусть все призраки мира умоются против шерсти своей таинственностью.

Мне уже по фигу!