Гранитный голыш, пущенный меткой рукой, сбил зверька на землю. Таши горько рассмеялся: безо всякого оружия способней промышлять, чем с этим безобразием!
Таши шагнул, собираясь свернуть шею дергающемуся во мху грызуну, но вовремя вспомнив, что убита белка должна быть стрелой, снял лук и, наставив стрелу в упор, с расстояния в две ладони прострелил белку. Теперь можно смело возвращаться. Чужинец требовал четыре белки, но говорил, что пять – лучше. Получит он своих пять белок.
Ромар и Уника ждали его на прежнем месте. Можно было подумать, что за весь день они не сдвинулись с места. Однако, что-то в лицах спутников подсказало Таши, что на самом деле в его отсутствие произошло что-то важное, о чем теперь сидящие у огня предпочитают помалкивать.
Таши вывернул ягдташ, вывалив на землю жалкую добычу. Спросил:
– Где хозяин?
– Я здесь, – прозвучало в голове, и Баюн появился из-за деревьев с таким видом, словно только тем и занимался, что сидел за ближайшей елкой, поджидая Таши.
«Что-то скрывает», – окончательно уверился Таши.
Баюн осмотрел убитых белок, последнюю даже понюхал, покачал с сомнением головой, сказал так, что услышали все:
– Ничего, и эта сойдет, особенно если на выпушку, – потом повернулся к Унике:
– Займись этим. Мясо мне отдашь, а из шкурок сошьешь своему мужчине шапку. Что для шитья потребно, я тебе дам.
– У меня свое есть, – тихо сказала Уника.
Она развязала висящий на поясе кисет, высыпала на колени нехитрое женское хозяйство: маленький скребочек, костяное лощильце, проколку зеленого камня, два клубка мятой жилки – потолще и совсем тоненькой. Баюн придвинулся посмотреть, протянул было руку к проколке и тут же отдернул ее, словно зеленый камешек на расстоянии ошпарил ему пальцы. Однако, голос чужинца звучал так же бесстрастно:
– Твои инструменты лучше моих. Шей, как знаешь. Только на глаз шей, без примерки. Мне над этой шапкой еще заклинания твердить.
Таши молчал с горькой усмешкой на губах. Ничего не скажешь, славно платит ему чужинец за выстрел при встрече и за то, что не поддался Таши сонным и всяким иным чарам. Не ленится кошкоподобный ставить Таши в смешные и нелепые положения. Со всеми говорил, а ему слышать не давал, потом на охоту послал, позора набираться, теперь хочет обрядить в шапку из линялой летней белки. В такой единожды на люди покажешься – больше жить не надо. Да еще пока он в лесу телепался, здесь что-то случилось, а ему о том слова не говорят. Даже Уника молчит, и оттого особенно обидно.
Почувствовав неладное, Уника отложила полуободранную тушку, подошла к мужу, прижалась к плечу.
– Что случилось?
– У меня – ничего, – искренне ответил Таши. Весь гнев и вся обида разом испарились, едва он почувствовал приникшее к нему тело Уники, заметно огрузневшее за последние недели, с туго выпирающим животом.
– Ну, а все-таки?
– Это у вас что-то случилось, пока я в отлучке был, – поделился сомнениями Таши.
Уника вздрогнула, потом ответила опасливым шепотом:
– Баюн Ромару его судьбу показывал. И я видела. Охонюшки, страшно-то как!
– Не бойся, – сразу успокоившись, произнес Таши. – Как-нибудь обороним старика. Не дадим в обиду.
* * *
К ночи добытые шкурки были содраны, тщательно выскоблены и повешены сушиться. Наутро Уника замочила их в кислом щавелевом отваре, как следует отмяла и на ночь вновь оставила сушиться. На третий день взялась за шитье.
Таши и Ромар примостились по сторонам от рукодельницы, наблюдая работу.
Шапочка получалась неказистая, такую уважающий себя охотник ни за что на свете не наденет. А вот Ромару шапка явно нравилась. Он чуть не носом лез в шитье, то и дело давал всевозможные советы: то мех подогнуть особо, то отверстие для жилки проколоть чуть в стороне. Недовольно морщился, если Уника что-то, по его мнению, делала не так, ворчал:
– Неужто не видишь, что здесь получиться должно?
– Не вижу, – виновато твердила Уника.
– Эх, нету у тебя к таким делам таланта!.. – печалился Ромар. – А то бы из такого меха, да с таким инструментом мы бы чудо-шапку построили.
Жаль, рук не хватает…
– Я же стараюсь! – чуть не плакала Уника.
– Верно, стараешься, тут слова против не скажешь. Кое-что у тебя получается. Но могло бы получше.
Как всегда из ниоткуда явился Баюн. Сжался в комок, пристроился напротив Уники, вперился желтыми глазами в ее работу и застыл безмолвно.
Почему-то Таши был уверен, что сейчас он и в тайне не произносит ни слова.
И это уважительное молчание наполняло Таши гордостью, хотя он и не понимал скрытого смысла происходящего.
Когда наконец шапочка была готова, Баюн покачал головой, цокнул языком, впервые издав слышный уху звук, и тут же унес обновку к себе.
Вернул ее лишь через день, и сколько Таши ни приглядывался, никаких изменений обнаружить он не сумел. Дрянная шапчонка, в какой и на люди показаться неловко. И все же, надевал ее Таши с трепетом душевным. Шутка сказать – два таких знамых колдуна на пару старались над этой вещицей!