Черная кровь

Кое-кто из воинов недовольно поджал губы, но ничего не сказал – всякому ясно, что оружие убитого врага должно достаться победителю. А что досталось небывалое копьецо мальчишке, так сами виноваты: где вы были, когда противник полз на берег? Парню, конечно, не время ходить с пикой, так оружие есть не просит, долежит да осени, а там уж – как скажут предки.

– Что с этим станем делать? – вождь ткнул убитого чужинца.

– Отдать духу кремня, – подал голос шаман. – Отнесем на каменные россыпи и сожжем. Только так, чтобы ни единой кости не осталось. Тогда его род ослабнет, а главное – не узнает, кто взял у них воина, и будет думать на камни.

– Хорошо, – согласился вождь, – делай так. И последнее. Вот вы, – вождь вышел из круга старейшин и быстро отобрал пятерых охотников помоложе, – ступайте на берег, пройдитесь камышами, гляньте, нет ли там еще каких гостей. Тейко будет старшим. И Таши пусть с вами сходит, покажет, что к чему.

Ничего особенного Таши показывать не пришлось. Чужинец явно не умел ходить в камышах, просеку он проломил такую, что с закрытыми глазами пройти можно. Больше человеческих следов в зарослях не было.

Посовещавшись, охотники решили сплавать на тот берег, откуда, судя по следам, приплыл лазутчик. Вообще-то на тот берег Бойша ходить не велел, земли там чужие, может случиться всякое, но следопытов одолел задор.

Обычно Великую реку не просто переплыть, но в этом году вода стояла на редкость низко, далеко отойдя от обрыва и чуть не на сотню шагов оголив пологий берег. Доплыли единым духом, но и на степном берегу никого не отыскали. След, однако, сумели взять и по нему вышли к одной из укромных балок, где, видать, и стояла чужинская орда. Никаких следов человеческой жизни на земле не было: ни кострища, ни оброненной вещицы – только отпечатки узких лапок, больше похожих на ладонь, чем на ступню, а поверх и рядом с ними – трилистники птичьих следов. Следы были бы похожи на журавлиные, если бы не размеры – увенчанные когтями пальцы в локоть длиной вспарывали землю как не всякий пахарь сохатым рогом управится.

Парни молча переглянулись и, не мешкая, поспешили к берегу. Шли сторожко, держа оружие наизготовку, но так и не видели ни единой живой души. Степь молчала, пристально и недобро глядя в спины уходящим.

* * *

Почти у самой ограды, чуть в стороне от семейных жилищ, выстроен еще один большой дом, в котором могло жить без малого сотня человек. В доме ночевали одинокие мужчины, которые по какой-то причине не имели семьи.

Сюда же поселялись и сироты мальчишки, которых в роду было немало.

Девочки, даже оставшись без родителей, продолжали жить в семейных домах, переходя к кому-нибудь из родственников, а мальчишки уходили сюда. Таши обитал здесь уже третий год.

Жизнь в доме шла шумная и озорная, потому и дом стоял на отшибе. В просторном жилище складывались отношения между парнями, и при желании можно было увидеть, кто через десяток лет будет водить отряды в дальние походы, а кому всю жизнь провести неудачником. Недаром называлось это строение «Домом молодых вождей», и большинство мальчишек, подходя к заветному возрасту, добивались позволения жить не под родительским кровом, а среди холостяков и сирот.

Кухарничали в «Доме молодых вождей» все женщины рода по очереди.

Готовились к этому делу заранее, старались показать все свое искусство, ведь именно молодые мужчины ежегодно летом определяли Мокошь – лучшую хозяйку. В ее честь жгли костры, ей подносили огромнейшие венки, сплетенные из мяты и тмина, и бывало, много лет спустя старухи выясняли промеж себя, кто из них и когда был назван лучшей стряпухой.

Последние два года душистые венки приносились к дому Латы, матери Уники. Завистливые соседки шептались, что не умение Латы тому причиной, а красота дочери. Невеста растет – всем глазам загляденье, недаром Тейко – лучший из молодых охотников, третий год на смотрины не ходит, жениться отказывается, ждет, пока подрастет Уника. Недолго ждать осталось: осенью подрежет колдун непокорные смоляные волосы, а через недельку и время свадеб подойдет. Кому как не Тейко Унику взять? Больше некому.

Таши, слыша краем уха бабские пересуды, чернел лицом, но молчал.

Ничего тут не исправишь, не стоит и пытаться. Власть в роду держат мужчины, а родство считается, как с древних времен повелось – по матерям.

И если смотреть по женской линии, то они с Уникой идут от одного корня.

Хотя родство там такое, что без бубна не сразу и вспомнишь, но закон твердит безотступно: хоть плачь, хоть вой, хоть башку о камень рассади, а нельзя родственникам жениться.