Черная кровь и золотая пыль

Наконец странный мент дозвонился куда хотел. Он говорил сбивчиво и постоянно норовил сорваться на крик, о чем-то докладывая своему собеседнику. До моего сознания долходили только отрывки рубленых фраз. Как будто кто-то периодически включал тумблер громкости у меня в голове и потом резко выключал его. - Да товарищ генерал, очнулся….Я сам плохо помню, как не в себе был, наверное контузия дает о себе знать….Да, теперь понял, зачем надо было бетонировать… Нет, не горит. Обошлось…. Вы уверены? Это же чудовище, я вам говорил, он порвал титановые наручники! …. Да я вас правильно услышал. Да, все понял, доставить до дому.
Седой повернулся, с задумчивостью посмотрел на лежащий перед ним пистолет, махнул рукой, и, с выражением "будь что будет", начал деловито отстегивать меня от странной конструкции, служившей своеобразным «прокрустовым ложем». Это сплетение искореженного металла походило на творение скульптора авангардиста, несколько раз проутюженное тяжелым танком.
Я испытал к своему освободителю невольную благодарность. Лежать, задравши ноги к потолку в нагромождении металлолома и не иметь возможности пошевелиться было не очень-то приятно. Тело казалось чужим, голова пошла кругом при попытке подняться. - Помогите. Мне не встать самому. - В глазах смотревшего на меня человека промелькнула целая гамма эмоций - недоумение, страх, понимание.
Мужчина промедлил всего секунду и решительно протянул мне руку. На мое робкое "спасибо" Седой среагировал странно. Его лицо исказила гримаса не то страха, не то отвращения, но «пожалуйста» из себя мент все-таки выдавил.
Я в милиции, а человека передо мной можно называть подполковник Заря, и он почему-то был женщиной, - эта мысль пришла ко мне в голову без всякой связи с какими-либо воспоминаниями. Тем временем седой подполковник подвел мое шатающееся из стороны в сторону тело к черному письменному столу, стоявшему прямо посреди громадного сводчатого зала. Потолки, подпираемые украшенными барельефами колоннами, терялись в полумраке где-то далеко наверху.
Стрельчатые окна пропускали через запыленные цветные витражи совсем немного света. Его еле хватало, чтобы видеть как чудовищные тени, напоминающие исполинских летучих мышей, срывались со стен и с тяжким уханьем перелетали на другой конец зала.
Меня, запутанного в тяжелые кованые цепи волокли к столу, который уже и не был столом, а все больше приобретал свою истинную форму: - вытесанного из массивных базальтовых плит алтаря-жертвенника. Я упирался всеми четырьмя лапами, тщетно пытался достать обидчиков шипастым хвостом, ревел так, что со стен осыпалась каменная крошка, но алтарь неумолимо приближался.
Силы были на исходе, я потерял много крови и, почему-то это казалось важнее, желчи. Тело предельно истощилось, огонь в сердце едва тлел, не в силах вырваться наружу, но группе рыцарей с головы до ног закованных в черные доспехи, приходилось нелегко.
Холод. Снова несущее блаженство ощущение ледяной воды, льющейся за пазуху. Я сижу на стуле перед канцелярским столом, а седой подполковник с чудным именем Заряна, отложив в сторону пластиковое ведро, подсовывает мне под нос бумагу.
Я понимаю, что должен подписать какой-то документ. Почему-то вспоминается фраза, подслушанная в фильме: - "никогда не подписывай бумаги спьяну". Мычу, и отрицательно трясу головой. Седой, как мне кажется, с облегчением откладывает ручку с бумагой в сторону. - Да и черт с тобой. Дальше без протокола будем говорить. Так даже лучше, не люблю врать.
Тяжело вздыхает и поднимает что-то со стола. - На, забирай. Твой, говорят. - Он протягивает мне смутно знакомый черный пистолет. - Велено передать, чтобы было чем застрелиться. - Я машинально запихиваю пистолет в небольшой рюкзачок.
Место находится с трудом, рюкзак почти до упора забит тетрадями и какими-то толстыми книгами, украшенными изображенными на титуле людьми с ободранной кожей. Такой грубый натурализм неприятно меня удивляет. Я по слогам читаю заглавие: - "Атлас нормальной анатомии под редакцией Синельникова". Читаю вслух - так проще.
Судя по вытянувшемуся лицу Седого, он чем-то сильно огорчен. - Да ты, паря, совсем мозгами раскис. - В его голосе больше досады, чем сострадания. - И впрямь придется мне сегодня таксистом работать, своих ребят я с тобой не отправлю.
Как мы добирались, помню смутно. Но особых проблем не возникало, мой водитель оказался на диво покладист. Его ничуть не удивила просьба отвезти меня не домой, а на "дачу к другу". Совершив короткий звонок начальству, подполковник без возражений изменил маршрут. Заря высадил меня у Кешиного забора уже в сумерках, ни слова не говоря. Вообще Сергей Сергеевич оказался на диво сдержанным. За всю дорогу он не проронил больше двух-трех коротких фраз, да и те касались уточнения маршрута.
Я тоже не стал рассыпаться в благодарностях, только некоторое время пытался найти в карманах деньги, чтобы расплатиться. Заминка вышла недолгой. Осознав суть моих неуклюжих манипуляций, Седой коротко матюгнулся, опустил стекло, и, подняв тучу пыли, резво сорвался с места.
Только сейчас я понял, что везли меня на Тойоте Лендкрузер 200. У машины оказался недюжинный запас мощности: - чтобы скрыться за поворотом подполковнику Заре потребовалось не более 3-4секунд.
Открыть калитку самостоятельно у меня не получилось, а затраченные на это усилия оказались последней каплей. Я бессильно опустился на землю, свернулся калачиком у Кешиного порога и погрузился в забытье.

Глава пятнадцатая.

Ночью в черных очках.Весь вечер и первую половину ночи мне пришлось «наслаждаться» состоянием, которое можно было назвать бредом, если бы бредом не была вся моя предыдущая жизнь. Только вот бредил отнюдь не я, а тот, кого я по своей нивности считал плодом своей больной психики. Сейчас, по словам ухаживающего за мной Нага, "драконье сновидение" постепенно истончаясь, сходило на нет. Соответственно, иссякала и моя жизнь.
Несмотря на периодически вливаемые в лошадиные дозы Кешиного пойла, дела были плохи. Старик носился со мной как с ребенком, буквально выпаивая с ложки, но слабость продолжала нарастать. Я равнодушно наблюдал, как истаивает на глазах тело, погруженное в горячку. Силы, желания и надежды, казалось, окончательно меня покинули. Если бы не постоянное присутствие Нага, я бы сдался. Но проявить слабость на глазах учителя было стыдно. Возможно, поэтому и остался жить, вопреки его прогнозам.
Кеша несколько раз за это время вполне серьезно рекомендовал мне готовиться к смерти, для чего, по его мнению, надо было изо всех сил стараться удерживать внимание в межбровье. Из-за этого ли, или по какой-то другой причине, но впервые в жизни в мое сознание так явственно стали просачиваться отрывки из воспоминаний Реальгара.
Жизнь у Древнего Ящера была долгая и многоплановая в самом прямом смысле этого слова. Ему и вправду удавалось сновидеть сразу несколько воплощений. Были среди них и хорошо узнаваемые по преданиям и сказкам сюжеты, и совершенно непредставимые миры и тела. Но чаще всего встречались воспоминания с участием людей или человекоподобных существ.
Даже будучи воплощенным "летающим тираннозавром", Реальгар не мог удержаться от общения с ними. И, кстати, жрал далеко не всегда и не всех. А только самых охочих до драконьей кровушки. Таких полоумных энтузиастов, к моему изумлению, находилось немало во все времена. Кровь дракона ценилась в большинстве обитаемых миров, и часто, ценилась заметно дороже золота.
С мирным населением Ящер без необходимости не враждовал, а пару воплощений служил даже чем-то вроде племенного Тотема-покровителя. Правда, дело было не на нашей Земле, а в одном из миров, напоминающем христианское описание Чистилища. Во всяком случае, защищать своих «подданных» Реальгару приходилось от существ, подозрительно смахивающих на чертей, какими их изображал Йероним Босх.
Так и текла полноводная река драконьей жизни, временами разбиваясь на множество отдельных рукавов-воплощений. Но была в ней одна любопытная странность. Хотя к человекоподобным формам Реальгар питал явную страсть, воспоминаний о собственном человечьем существовании у него считай, что и не было.
Детишки-то, носящие в себе "Искру Драконьего духа" рождались довольно часто, а сравнить мне себя так ни с кем и не пришлось. Дело в том, что жили такие "счастливцы" на удивление недолго и умирали отнюдь не от естественной старости. Миновав младенческий возраст, все человеческие воплощения Реальгара погибали при разных, но одинаково трагичных обстоятельствах.
Можно было даже сказать, что, рождаясь человеком, Дракон-Реальгар приобретал необъяснимую склонность к суициду. Каковую и реализовывал при первой возможности. Это печальное правило имело только одно исключение: - меня.
Вспоминая свою жизнь, мне пришлось признать: - Платон Генрихович Реальгар вел себя почти так же, как и остальные инкарнации Дракона. Почти, да не совсем. Мои приключения, хоть и носили тот же отпечаток выраженной тяги к опасным авантюрам, но заканчивались, тем не менее, благополучно.
Уже поздним утром следующего дня, нежась в клубке желтых от высохшего пота простыней, я задал Нагу мучавший меня вопрос. - Почему? - Я выжил сейчас. Это, хоть и с натяжкой, можно объяснить чудом. Или сверхъестественной заботливостью самого Иннокентия Леонидовича. Но вот остальная история моей жизни абсолютно невероятна.