Но в том, как Энринне дорога Телль, вира так и не призналась. А ещё совершенно прослушала напоминание дочери о новой встрече.
О встрече, которой не будет. Но про это Энри промолчала тоже.
***
В дорогу с собой следует брать только необходимое. В прошлый переезд Энринны, например, этим необходимым являлось лишь платье, да и то сидело на ней. В этот раз она готовилась к дороге обстоятельно.
Почти вся одежда, что у нее успела накопиться за годы проживания в Ринее, влезла в одну тряпочную сумку. Совсем уж старые и потрепанные вещи остались в шкафу, вместе с постельным бельем. Во вторую сумку Энри водрузила пару чашек и ложек, чернильницу, оставшиеся у нее листки пергамента, все накопившиеся сбережения и дефилию. Она же не могла ее оставить?
Ей осталось всего лишь отнести заявление Дини, и можно будет ехать. Милейшей души магичка даже подсказала, где можно взять карету — по небольшой цене.
И Энри воспользуется ее советом.
Пусть Дини злорадствует дальше. Главное, чтобы это злорадство не перекинулось на Телль, вспоминать о которой Энринне было больно до сих пор. Да и разве можно легкомысленно думать о том, что ты вновь теряешь собственную дочку?
Собрав сумки, Энринна внимательно огляделась вокруг. Вот какой он, ее маленький уютный дом. И с отъездом хозяйки он почти не изменится: все те же фарфоровые белые чашки, красное покрывало, витающий в воздухе запах покоя.
Он стал ей родным, этот дом, и поэтому Энри даже не думала о том, что нужно его продать. Пусть остается. Пусть в нем витает дух Энринны.
И, если вдруг что-нибудь случится, он будет ждать ее.
Эпилог
Переезд прошел вполне успешно. Может быть, потому, что Энринна хорошо к нему подготовилась? Или потому, что она холодная и бесчувственная, как ледышка, и поэтому неспособна испытывать эмоции и, например, переживать из-за оставленной в карете перчатки?
Она ведь об этом пыталась сказать на их последней встрече Лэру. Её личному теплу, ее солнцу — закатному, согревающему, но не сжигающему дотла.
Может быть, когда весь лед ее души растает, в глазах Энринны будет виднеться небо?
Или это небо виднеется в ее глазах уже сейчас? Так говорила Мира. Интересно, как там она? Смогла полюбить того мага? Или она любила его ещё тогда, когда приходила к Энри, но боялась в этом признаться — не столько вире, сколько самой себе?
Вокруг раздавалось множество голосов, летали улыбки и разочарование, перемешиваясь с крупными белыми снежинками, и Энринна плотнее куталась в меховую шубку. Плащ пришлось убрать сразу по прибытии сюда — на севере уже наступила настоящая зима.
Кареты то подъезжали, то отъезжали; из них выходили люди и маги, усаживались новые, но Энринна никак не могла заметить знакомые ярко-рыжие волосы. Почему же его нет? Опаздывает? Пусть опаздывает, главное, чтобы с ним ничего не случилось! Может, их карета встретилась с метелью? Или на нее напали разбойники?
Голыми пальцами Энринна коснулась горячего лба.
Надо успокоиться. Все обязательно будет в порядке. Энри ведь в это верит. Лэр сообщил, что едет — конверт с письмом плюхнулся прямо на стол новой квартиры Энринны, влетев в приоткрытое окно. Сначала Энри очень удивилась, увидев его, а потом вдруг поняла, что это.
Венитор называл такие штуки магическими открытками. Вернее, это была и не открытка — просто короткое сообщение, из-за которого Энринна и оказалась здесь.
Очередная серая карета проехала мимо, но Лэр так и не появлялся. И где же его рыжие волосы? Энри так хочется их увидеть!
Она повернулась, будто почувствовав чей-то взгляд, и улыбка сама собой появилась на ее лице. Следом за ней выступили слезы.
Он приехал.
Он обещал, что приедет, и приехал. А ещё сделал так, чтобы Энринна не смогла его узнать! Ну как так можно?
Лэр приблизился к Энринне и взял ее за ладони, согревая их своим теплом. Потом спросил совсем обыденно, будто и не было того расставания длиною в неделю:
— Ну и почему же ты без перчаток? И без головного убора? Теперь ругаться буду я. Я ведь в шапке, как ты и просила. Опять переживаешь обо всех, кроме себя?
Его голос вире было до безумия приятно слышать.
— Нет, — Энри покачала головой из стороны в сторону.
Ей очень хотелось спросить, как у него дела. Не сказала ли что-то по поводу его ухода Дини. Видел ли он Телль. Как жил эту неделю?
Но сделать это Энринна не успела.
Шапка, до того надетая на голову Лэра, оказалась на Энринне, и вира смогла лицезреть такие привычные рыжие волосы. Она приоткрыла рот, возмутившись, и спросила:
— Ты что творишь такое?
— Грею тебя, — серьезно ответил Лэр.
— Ну… — протянула Энринна. — Мне наверняка совершенно не идет эта шапка.
— Как будто это важно. Тебе тепло, а на то, что подумают окружающие — идет тебе эта шапка или нет — нужно плевать с высоты птичьего полета. Тем более, такой холод, — Лэр поднял глаза, разглядывая темное небо. — Даже птицы предпочитают отсиживаться в собственных гнездах.
— Потому что уже поздно, — заметила Энринна с некоторым укором.