Черная Леди

— Одно из самых модернистских.

— Но ведь полиция наверняка найдет его, обыскав ваш дом!

— Все зависит от того, какой дом они обыщут, — сказал Хит, совершенно не выказывая озабоченности. — У меня их одиннадцать, все оформлены на разные имена, и только три — на Шарлемане. Вы разрешите, я себе еще налью?

Он встал и пошел к бару.

— Вы действительно не хотите со мной выпить?

— Нет.

— Как хотите, — он снова улыбнулся. — Но я забыл о хороших манерах.

Может быть, заказать для вас какой-нибудь национальный бъйорннский напиток? В обслуживании предусмотрен приличный выбор.

— Спасибо, я не хочу пить.

В этот момент в дверь постучал носильщик.

— Войдите, — громко сказал Хит, и через мгновение дверь открылась.

— Поставьте все это в спальне, — приказал он, направив носильщика в спальню, а когда тот вышел, дал ему чаевые.

— Спасибо, мистер Леонардо, — произнес носильщик. — Желаю приятно провести время в Океане.

— Непременно, — ответил Хит и приказал двери закрыться.

— Но Леонардо — это я! — возмутился я.

— Верно, — согласился Хит. — Но алиби нужно мне.

— Зачем?

— Кто знает? День еще не кончился.

— Вы достойны всяческого порицания.

Он улыбнулся.

— Зато я обаятелен. Папаша Хит всегда утверждал: если нельзя создать состояние, надо создать хотя бы иллюзию такового — а для этого, конечно, требуется обаяние.

— У Малькольма Аберкромби есть состояние, но он, наверное, самый необаятельный человек из тех, кого я знаю, — сказал я.

— Аберкромби? Это тот, которому нужен портрет Черной Леди, если я не ошибаюсь?

— Да.

— Зачем он ему? Ужасное произведение. Мне было почти стыдно предлагать его Тай Чонг, но у моих кредиторов дорогие вкусы, и на этой неделе мне непременно нужно было сделать хоть немного денег.

— Он собирает ее портреты.

— Я не знал, что она позировала другим художникам.

— Она не позировала и для портрета, который вы предлагаете, — сказал я. — Она умерла более шести тысяч лет назад.

— Ерунда, — фыркнул он. — Она была любовницей Маллаки. Насколько мне известно, она и сейчас его любовница.

— Наверно, вы ошибаетесь, — сказал я. — Я видел ее фотографию, тех времен, когда человечество еще не покидало Землю.

Он покачал головой.

— Может быть, вы видели кого-нибудь похожего на нее.

— Я не мог ошибиться. Я видел доказательства.

— А я не думаю, чтобы ошибался Маллаки, — ответил Хит. — В конце концов, он писал с нее.

— Интересно, удастся ли мне поговорить с этим Маллаки, — сказал я.

— Не вижу причин, почему бы нет, — откликнулся Хит. — Конечно, его придется разыскивать. Он живет не на Шарлемане.

— Я был бы очень благодарен.

— Подумаю, что можно сделать, — сказал Хит. — Между прочим, сколько портретов Черной Леди у Аберкромби?

— Двадцать семь.

По лицу Хита скользнуло хищное выражение.

— Среди них есть работы знаменитых художников?

— Зачем вы хотите это знать? — спросил я.

Он обезоруживающе улыбнулся.

— Я просто поддерживаю наш разговор. Хотя может быть, вы предпочитаете сидеть молча до самого вечера?

— Вы признались, что вы — музейный вор, — ответил я. — И я не знаю, могу ли я ответить на ваш вопрос.

— Вы оскорбляете меня в лучших чувствах, Леонардо.

— Очень жаль, если так.

— Я очень ранимый человек.

— Не сомневаюсь, — ответил я.

— И тем не менее не хотите ничего сказать мне о коллекции Аберкромби?

— Прежде чем ответить, мне потребуется этическое наставление от Дома Крстхъонн.

— Крстхъонн? — повторил он. — Раньше вы назвали другое слово.

— Крстхъонн — это мой дом. Ранее я говорил о Доме Илстхни.

— Действительно, — вспомнил он. — Они ювелиры, а вы искусствоведы.

Он помолчал.

— Скажите мне кое-что, Леонардо.

— Если смогу.

— Почему вы так отличаетесь от тех ювелиров? Вы же, в конце концов, одной расы.

— Физически мы так же похожи друг на друга, как и люди, — ответил я.

— Может быть, у вас одно строение, но вы оранжевый с фиолетовым, и у вас по всему телу широкие полосы. Другие бъйорнны были зеленые с черным, с кругами.

— Люди бывают разных цветов, и все-таки все вы — люди. Наш Узор и цвет определяют, в какой Дом из тридцати одного мы войдем, но все мы — бъйорнны.

— Вы хотите сказать, что привязаны к профессии в зависимости от узоров, с которыми рождаетесь?

— А разве вы, по собственному признанию, не были вынуждены заняться своей аморальной профессией, неудачно родившись?

— Туше, — он усмехнулся и помедлил. — Но все же, если бы родители не промотали мое наследство, передо мной открылся бы широкий выбор. А перед вами, очевидно, нет.

— Вы говорите так, словно это ограничение; уверяю вас, что на самом деле это не так. В каждой профессии множество занятий и дисциплин, с ней связанных.

— Но вы должны работать именно в этой профессии, — настаивал он.

— Мы становимся частью Дома, — сказал я. — В этом разница.

— Я ее не вижу.

— В отличие от вас, мы происходим от стадных животных, поэтому в нас преобладает инстинкт стада, мы должны чувствовать себя частью семьи.

Величайшая трагедия, которая может обрушиться на бъйорнна — родиться с Узором, который не соответствует Узорам тридцати одного Дома.

— И часто такое случается? — спросил Хит.