Черная легенда. Друзья и недруги Великой степи

Не менее характерен другой эпизод. После боя с кераитами «…Борохул и Угэдэй. Подъехали. У Борохула по углам рта струится кровь. Оказывается, Угэдэй ранен стрелой в шейный позвонок, а Борохул все время отсасывал у него кровь, и от того-то по углам рта его стекала спертая кровь… Чингисхан приказал тотчас же разжечь огонь, прижечь рану и напоить Угэдэя». Ниже описание подвига Борохула повторено, причем, подчеркнуто, что своевременным отсасыванием была спасена жизнь Угэдэя.

Я полагаю, что в обоих случаях картина отравления несомненна и даже можно определить, какой яд употреблялся. Известно, что растительные яды – алкалоиды – действуют чрезвычайно быстро, а здесь мы имеем медленно действующий яд, против которого действенны отсасывание крови и прижигание. Таков змеиный яд. Его могли взять у гадюки, которыми изобилует Забайкалье. Способ добывания этого яда крайне прост – выдавливание из зубов гадюки на блюдечко. Высушенный яд можно хранить сколько угодно и, растворив в воде, пустить в дело. Отравлялись, по-видимому, только стрелы, так как Хуилдар мангутский, будучи ранен копьем, умер лишь от того, что на охоте, во время скачки, открылась рана. О признаках отравления источник не говорит.

В более ранние эпохи у тюрок и уйгуров оружие не отравлялось, так как китайские летописцы, до IX в. вполне осведомленные, чрезвычайно внимательно относившиеся к военной технике соперников, указывают только на один вполне специфический случай. Тюркский каган Сылиби Ли Сымо, любимец императора Тайцзуна Ли-Шиминя, был в походе на Корею случайно ранен стрелой, и император лично отсасывал ему кровь [16, т. 1, стр. 262]. Это последнее указание дает нам возможность проследить, откуда заимствовали степные кочевники употребление яда для стрел. На стороне корейцев сражались мохэ или ути, их северные соседи, обитавшие по берегам реки Сунгари. Это потомки древних сушеней и предки чжурчжэней. В Бейши про них сказано: «Употребляют лук длиной в 3 фута, стрелы в 1,2 фута. Обыкновенно в седьмой и восьмой луне составляют яды и намазывают стрелы для стреляния зверей и птиц. Пораненный немедленно умирает». Характерно, что лук – небольшой и сильным быть не может, а стрела – недлинная и нетяжелая, так что пробойность ее ничтожна. Весь эффект дает только яд. Не менее важна другая деталь: яд приготовлялся осенью. Сила змеиного яда варьирует в зависимости от времени года, и осенью он наиболее опасен.

О применении яда у лесных племен Сибири и Дальнего Востока говорит А. П. Окладников, указывая на уменьшение луков и облегчение наконечников стрел в Глазковское время [95, стр. 72]. Но в степи до XIII в. эта техника была неизвестна. Сходным примером является часто встречающееся в «Слове о полку Игореве» слово «харлуг», что объясняется комментатором как «булат» (стр. 406). Замеченная нами монголизация тюркских слов дает право усмотреть здесь слово «каралук» с заменой «к» (тюрк.) на «х» (монг.), т.е. вороненая сталь[52]. Предлагаемое толкование не противоречит принятому, но обращает на себя внимание суффикс «луг» вместо «лык». Такое произношение характерно для архаических диалектов тюркского языка, для домонгольского периода и для XIII в. Например, Кучлуг – сильный, имя найманского царевича [66, стр. 145]. Суффикс «луг» принят в орхонских надписях [85] и в тибетском географическом трактате VIII в. [156а), pp. 137–1531.

Подмеченная закономерность фонетической транскрипции позволяет привести еще один довод в пользу большей древности «Слова о полку…» сравнительно с «Задонщиной» [136, стр. 337–344. Ср.: 78.]. В «Задонщине» слово «катун» («царица», переносно «влюбленная») приводится уже с тюркской огласовкой; по монгольской – было бы «хатун». В XIV в. тюркский язык вытеснил в Поволжье монгольский, и русский автор записал слово, как его слышал. А автор «Слова» слышал аналогичные слова от монголов, значит, он писал не позже и не раньше XIII в.