Черная легенда. Друзья и недруги Великой степи

Человек глубоко искренний и порядочный, Л. Н. Гумилев в отношении со всеми окружающими руководствовался нормами поведения русского дворянина. Привычная «советскому человеку» бытовая мимикрия оставалась ему всю жизнь глубоко чуждой, и потому в каждом собеседнике он видел равно искреннего и порядочного человека до тех пор, пока тот на печальном опыте не доказывал Л. Н. Гумилеву обратного. Но множество горьких разочарований в конкретных персонах вело лишь к личным переоценкам, никогда не затрагивая принципов «реакционной» гумилевской этики. И все же самым существенным для понимания темы «Л. Н. Гумилев и политика», на мой взгляд, является верное представление о масштабах. Какими бы ни были личные политические оценки Льва Николаевича – приемлемыми или парадоксальными, – он имел на них безусловное право. Чем бы ни были порождены его высказывания о современном ему обществе – наивностью или внутренней убежденностью, – их нужно и должно рассматривать именно в качестве личных политических оценок отдельного, без сомнения великого, человека. Но величайшим грехом по отношению к самому Л. Н. Гумилеву и всему сделанному им является попытка представить дело таким образом, будто немногие частные политические оценки Л. Н. Гумилева есть просто-напросто сжатое до тезисов изложение гумилевских идей и трудов. Цель такого рода подмены вполне прозрачна – превратить научное наследие Л. Н. Гумилева в идеологическую опору, потребную в борьбе за власть.

Однако попытки идеологизации гумилевского наследия недаром встречаются с трудностями. Масштаб личности Льва Николаевича, уровень его научных идей слишком велики для того, чтобы вписаться в узкие идеологические потребности и сегодняшнего и завтрашнего дня. Мы, которым выпала удача стать его современниками, не умеем еще оценить глубину гумилевских прозрений, понять подлинное значение гумилевского научного синтеза. И потому любая попытка скороспелого политического использования трудов Л. Н. Гумилева закономерно оказывается смешной возней дилетантов.

Для адекватного перевода научной идеи в область политических решений потребуются годы освоения всего созданного Л. Н. Гумилевым. Следовательно, наиболее верное и оправданное общественное восприятие творческого наследия Л. Н. Гумилева должно лежать в сфере именно научного знания. Ведь сам Л. Н. Гумилев не вкладывал ни в пассионарную теорию этногенеза, ни в свои усилия по разоблачению антиевразийского мифа никакого политико-идеологического содержания, поскольку он ставил своей задачей прежде всего установление истины. Все сказанное справедливо и применительно к работам Л. Н. Гумилева, вошедшим в сборник «Черная легенда».

Другое дело – форма изложения Л. Н. Гумилевым своих научных взглядов. Лев Николаевич, человек недюжинных литературных способностей и тонкого вкуса, сознательно избегал использования сухого академического стиля даже при изложении самых сложных научных сюжетов, предпочитая писать «забавным русским слогом». (Последнее обстоятельство часто ставилось ему в вину, и совершенно напрасно, ибо именно благодаря выработанной Л. Н. Гумилевым увлекательной форме изложения его сложные, во многом парадоксальные идеи стали достоянием широкого круга читателей.) В еще большей мере беллетризированность стиля характерна для гумилевского изложения «черной легенды», и вот почему.

Для Льва Николаевича Великая степь стала не просто объектом исследований. Люди и природа Великой степи были для него любовью в подлинном смысле этого слова. Борьбу с предвзятым отношением к народам Евразии он считал своим безусловным нравственным императивом. Недаром, выпуская в свет книгу «Древние тюрки», Л. Н. Гумилев поместил на ее титульном листе слова:

«Посвящаю эту книгу нашим братьям – тюркским народам Советского Союза». В этом поступке – весь «Л. Н.»: никакого расчета, никакой позы и единственное стремление – смочь и успеть искренне высказаться, пока есть возможность.

В этой связи не могу не сказать и еще об одном существенном обстоятельстве. На мой взгляд, отношение Л. Н. Гумилева к евразийским народам всегда было и до сих пор остается неадекватным ответной реакции их представителей на его многолетние усилия по борьбе с «черной легендой». Да, ему присылали массу писем и поздравлений из Монголии, Татарии, Казахстана, Средней Азии. Его приглашали в гости, к нему приезжали делегации, ему говорили теплые искренние слова, дарили халаты, пиалы и тюбетейки, и тем все и ограничивалось. Никакой более менее значимой поддержки ни со стороны местной творческой интеллигенции, ни тем более от властных структур соответствующих национальных республик Л. Н. Гумилев никогда не получал. Переживать академическую травлю, годы вынужденного молчания ему пришлось в одиночку.