Черная Луна

Дуводас брел среди редких дубов. Восемь лет назад он пришел в деревню, процветавшую на плодородных берегах реки Круин. В отличие от покрытых шерстью эльдеров, которые когда-то приютили и вырастили Дуводаса, он сам мог без опаски жить среди людей, бывших своих сородичей. Тем не менее денег у него не было ни гроша, а потому встретили его в деревне неприветливо. Пришельцу не предложили ни место для ночлега, ни даже миску похлебки. Крестьяне косились на него с нескрываемым подозрением, а когда Дуводас предложил заплатить за ужин пением, ему ответили, что музыки им не нужно.

Голодный и уставший, Дуводас побрел дальше.

Теперь он снова стоял на краю деревни. Заброшенные дома опустели, широкое речное ложе пересохло и растрескалось.

Та же чудовищная сила, что содрала с гор плодородную почву, осушила до капли полноводную реку. Без воды крестьянские поля были обречены. В лунном свете Дуводас разглядел, что крестьяне вырыли множество колодцев, тщетно надеясь хоть так спасти урожай от гибели.

Он заночевал в заброшенной хижине, а с рассветом тронулся в путь, припомнив о том, как добры были к нему когда-то охотник и его семейство — их длинный приземистый дом стоял в лощине, на границе между лесом и горами. Восемь лет назад Дуводас прибрел к их порогу мокрый и несчастный, умиравший от голода и усталости. Когда громадный пес бросился на него, зловеще ощерив зубы, Дуводас даже не успел ничего предпринять. Ударом в грудь собака сбила его с ног, едва не вышибив дух. Миг — и он уже валялся на земле, задыхаясь под тяжестью массивного тела, вслушиваясь в глухое рычание. Потом прозвучал строгий оклик — и пес неохотно отошел.

— Ты, верно, чужой в этих краях, друг мой, — услышал, как в тумане, Дуводас. Сильная рука ухватила его за плечо и рывком подняла на ноги. В лунном свете казалось, что волосы охотника мерцают стальным отливом, а светло-серые глаза сияют серебром.

— Это правда, — пробормотал Дуводас, — я нездешний. Я… э-э… бродячий певец, менестрель. Я бы с радостью спел вам песню или рассказал историю в обмен на…

— Тебе не придется петь, — перебил его охотник. — Пойдем, у нас в доме тепло и есть еда.

От этих воспоминаний Дуводас даже воспрял духом и прибавил шаг. Вскоре после полудня он пришел к дому охотника. Дом выглядел таким же, каким сохранился в памяти Дуводаса, — приземистым, длинным, крытым дерном, вот только детская половина, пристроенная позже, потеряла свой новый вид и почти ничем не отличалась от старой постройки. Дверь дома была распахнута настежь.

Осторожно ступая по огородным грядкам, Дуводас подошел к дому. Внутри было темно, но он услышал стон и обнаружил охотника — тот лежал, голый, на полу у очага. Дуводас опустился рядом с ним на колени. Кожа у мужчины была сухая и горячая, на шее, в подмышках и в паху чернели чумные бубоны; один уже лопнул, залив кожу гноем и кровью. Поднявшись, Дуводас пошел в дальние комнаты. В первой лежала в постели жена охотника; она была без сознания, исхудавшее лицо больше походило на обтянутый кожей череп. У нее тоже была чума. Дуводас прошел на детскую половину. Восемь лет назад у четы был только один ребенок — мальчик девяти лет. Сейчас в большой кровати лежали две маленькие девочки и младенец. Малыш был мертв; девочки умирали. Дуводас бережно прикрыл их одеялом.

Достав арфу, он вернулся в большую комнату. Во рту у него пересохло, сердце билось прерывисто и часто. Поставив стул посреди комнаты, он сел, закрыл глаза и постарался обрести душевный покой — источник магии. Дыхание его стало медленней и глубже. Живя среди эльдеров, Дуводас научился многому, но все же он был человеком, а потому магия исцеления всегда давалась ему нелегко. Эта сила рождалась из душевного мира и гармонии — того, что человеку трудней всего обрести.

— В вашей крови живет бурная жажда насильственного действия, — говорил Дуводасу Раналот, сидя рядом с ним в тени Великой Библиотеки. — Люди по сути своей охотники-убийцы. Они преклоняются перед силой и героизмом. Само по себе это не зло — однако готовит в душе почву для зла. Помимо воли человек исторгается на свет из материнской утробы, и первое движение его души — гнев на тех, кто насильно лишил его уютного прибежища.

— Но мы можем учиться, мастер Раналот. Я же научился.

— Научился, — согласился старик. — Научился сам по себе, как личность, и притом замечательная. Что до твоего народа — боюсь, это безнадежно.

— Эльдеры когда-то тоже были охотниками-убийцами, — не сдавался Дуводас.

— Это не совсем так, Дуво. Мы до сих пор сохранили способность применять насилие ради защиты своей жизни, однако насилие не приносит нам радости. Наши ученые говорят, что на заре времен эльдеры охотились стаями, убивали и поедали добычу. И все же мы никогда не убивали себе подобных, как это делают люди.

— Но, мастер, если люди с вашей точки зрения так плохи, отчего же эльдеры наполняют воду рек магией, храня людей от болезней и поветрий?

— Мы поступаем так, Дуво, потому что любим жизнь.

— Почему бы тогда не рассказать об этом людям? Быть может, тогда бы они перестали вас ненавидеть.