Черная Луна

— Дуво, посмотри! До чего же красиво!

Дуводас украдкой глянул на жену — и обнаружил, что губы у нее дрожат, а глаза подозрительно влажны. Он бережно обнял Ширу за плечи и притянул к себе.

— С твоим отцом ничего плохого не случится. Вот увидишь.

— Ох, не знаю… Мне так жаль, что он не поехал с нами!

— И мне тоже, любовь моя. Но, как сказал он сам, вся его жизнь связана с Кордуином. — Дуво взял лицо жены в ладони и нежно поцеловал ее в губы. — Я сделаю все, что в моих силах, чтобы ты всегда была счастлива. Я уберегу от болезней тебя и нашего сына, и наша жизнь всегда будет радостной.

— Моя жизнь уже стала радостной, — ответила Шира. — С той минуты, когда в ней появился ты.

Волы между тем встали. Дуво подхлестнул их вожжами, и фургон двинулся дальше. Так, без приключений они ехали еще несколько часов. Впереди, насколько хватало глаз, вытянулась к юго-западу бесконечная череда фургонов. Конные солдаты разъезжали вдоль каравана, подгоняя отставших.

В середине дня задние фургоны опять остановились. Справа от них высился могучий утес, слева тянулся луг, поросший дроком и вереском. Дуво спрыгнул с козел.

— Пойду гляну, что там стряслось, — сказал он и почти бегом направился вперед. Добравшись до поворота дороги, он увидел, что шагах в пятнадцати застрял фургон со сломанным задним колесом. Из фургона выгружали вещи, чтобы облегчить его и пристроить на место запасное колесо. Помощников здесь хватало, и Дуво повернул назад. Он шел вдоль колонны, когда вдруг услышал пронзительный женский крик.

Дуво отыскал взглядом кричавшую женщину. Пожилая толстуха, стоя на козлах, указывала на восток. Дуво посмотрел туда же — и похолодел. Всего в полумиле от дороги скакала по дроку длинная шеренга всадников. Они ехали на рослых крупных конях, и лица у них были мертвенно-белые. Теперь уже закричали и другие беженцы. И бросились бежать.

Дуво сломя голову помчался к своему фургону — и увидел, что Шира, стоя на козлах, машет ему рукой, а сзади скачут к ней по дороге два конных дарота. Дуво охватил страх, и он побежал быстрее.

Один из даротов поднял длинное копье.

— Нет! — закричал Дуво что есть силы. — Нет!

Шира обернулась. Копье ударило ее в живот, вздернуло в воздух, окровавленный наконечник вышел из спины. Почти небрежно дарот тряхнул копьем, и Шира соскользнула с древка на землю. Всю свою жизнь Дуводас учился обуздывать гнев, пропускать его через себя и не поддаваться его пагубной силе. Вот только в это страшное мгновение им овладел не гнев, а ярость.

Слепая, безграничная ярость.

Испустив страшный, звериный крик, Дуводас указал пальцем на дарота и сотворил заклятие жара, которое взорвалось прямо в голове убийцы. Жутко завопив, дарот выронил копье и схватился за виски.

Миг спустя его голова разлетелась вдребезги.

Второй дарот поскакал прямо на Дуво, но теперь Певец уже ничего не боялся. Второе заклятие жара вспыхнуло в груди дарота. Хлынула белесая кровь, и брызнули во все стороны осколки костей. Дуво подбежал к Шире и упал на колени рядом с ней. Рана была ужасна, и при виде ее Дуводас закричал от непереносимой муки. Копье разорвало Ширу почти надвое, и Дуво увидел, что из ее разверстого живота торчит крохотная ручка его нерожденного сына.

В этот миг что-то умерло в нем, и в душе воцарился лютый, нечеловеческий холод. Дрожа всем телом, Дуво погрузил пальцы в кровь Ширы и начертал на своем лице четыре кровавые полосы.

А потом встал и медленно пошел к шеренге даротов. Их было много, несколько сотен, но ехали они не слишком быстро. Казалось, дароты нарочно тянут время, чтобы сполна насладиться страхом беспомощных беженцев.

— Страх? — прошипел Дуводас. — Я вам покажу, что такое страх!

Он воздел руки и притянул к себе магию земли. Никогда прежде он не ощущал ее так ясно и сильно, никогда прежде не струилась в нем такая мощь — казалось просто невероятным, что хрупкая человеческая плоть может выдержать такой напор силы. Сумрачно и властно Дуводас протянул руки, направляя могучий поток магии — и она штормовой волной прокатилась по дроку и вереску. Все корни и семена, укрытые под землей, вдруг набухли жизненными соками — и юные побеги сотнями стремительно вырвались из земли, вырастая на глазах.

Земля под даротами содрогнулась и заколыхалась. Вначале юная поросль причиняла лишь мелкие неудобства рослым даротским коням — их могучие ноги путались в переплетении гибких веток, крушили на ходу молоденькие деревца и кусты.