Чёрная луна

Ну, что с того, что она внебрачная дочь короля? Этот факт неплохо объяснял ее положение в семье барона Геммы. Королевского бастарда из дома не выгонишь и тиранить не станешь. Даже то, что король не желал ее видеть при дворе, а барон предпочитал прятать ее от гостей, хорошо объяснялось историей с рождением внебрачного ребенка. Барон ее стеснялся, испытывая обычный стыд рогоносца, даже если рога ему наставил сам король, а монарх, вполне возможно, не хотел конфликтовать с осведомленной о тайне рождения Герды женой. Но откуда, тогда, такая ненависть? И за что король приговорил ее к смерти?

— Остальное — лишь слухи, ходившие в то время, — ответил на ее вопрос старик.

— Что за слухи?

— Якобы Александра-Валерия требовала от короля признать дочь принцессой крови.

— Принцессой крови? — поморщилась Герда. — Серьезно? Если так, эта женщина была безумна. С чего бы королю признавать бастарда законной дочерью?

— Ходили слухи, что у Александры-Валерии имелись некие основания требовать невозможного.

— Какие основания?

— Я этого не знаю, — покачал головой старик. — Полагаю, этого не знает никто, кроме короля и барона Геммы.

— Что случилось потом?

— Александра-Валерия была найдена мертвой. Удар кинжалом…

— Я в курсе. Кто ее убил?

— Или барон, или король. У обоих был повод мстить. Но дело замяли, свалив все на грабителей. С тех пор, собственно, об этой истории и прекратили говорить. Запрет никогда официально не оглашался, но все всё быстро поняли, когда несколько особо любопытных подданных короля лишились из-за этих разговоров головы.

— Это все?

— Да.

— Герда рассказывала, что вы помогли ей продать портрет матери. Вы знаете, где он сейчас?

— Знаю, но…

— Вам не надоело, мастер Эггер? — подняла Герда бровь.

— Портрет выкупил герцог Саган.

— Но вы же сказали ей, что портрет в Эриноре не продать.

— Это сказал не я, а торговец предметами искусства мэтр Густав Бёкль.

— Так он ее обманул?

— Видимо, это так.

— Но почему герцог? И разве он не боится гнева короля?

— Говорят, что герцог любил Александру-Валерию. Короля он, разумеется, побаивается, но не боится. Герцог обладает слишком большим богатством, огромной властью и обширными родственными связями, чтобы король решился отрубить ему голову. Но и герцог не афиширует свое приобретение. Я знаю об этом совершенно случайно. Бёкль проговорился. Он сразу понял, кому можно продать портрет, и получил за него гораздо больше денег, чем сказал вашей подруге…

* * *

Разговор с мастером Эггером оставил у Герды тяжелый осадок. И не только из-за того, что старик подтвердил ее подозрения по поводу матери. Расскажи он эту историю Герде еще тогда, три года назад, многое, возможно, произошло бы совсем по-другому.

«Проклятый трус! — думала она, уходя от скрипичного мастера. — Подлая мелкая душонка!»

Возможно, она была несправедлива к нему, но здесь и сейчас она была полна гнева. И гнев ее касался не только и даже не столько старика Эггера, сколько короля Георга и барона Геммы. Она поняла уже за что погибла ее мать. Король сам дал ей подсказку, отправив за ней убийц, которые должны были найти у нее некий документ с королевской печатью. Что бы это ни было, — письмо, обязательство или еще что, — документ мог узаконить статус Герды. Признанный бастард совсем не то же самое, что просто бастард. За это, скорее всего, и убили ее мать. За это же хотели позже убить Герду.

«Да, — думала она, шагая по улицам города, — оказывается я дочь короля, и, признай меня тогда этот венценосный говнюк, сейчас я была бы ровней Шарлотте, носила бы какой-нибудь титул, и никто не посмел бы вести себя со мной так, как они, все они, себя со мной вели!»

Теперь она смотрела на свою мать совсем другими глазами. История Александры-Валерии не казалась уже Герде такой простой и пошлой, какой представлялась до сих пор. И значит, у нее появилось два неотложных дела. Первое, она должна была допросить барона прежде, чем перерезать ему горло. Казнь состоится в любом случае, и справедливость восторжествует, но прежде Герда обязана узнать правду. И второе, прежде чем покинуть Эринор, ей необходимо будет проникнуть в дом герцога Сагана и украсть оттуда портрет матери. Теперь это становилось ее обязанностью, долгом, обстрикцией[42]. Портрет Александры-Валерии должен быть у нее.