Черная луна Мессалины

Впереди показался гинекей, и раб, ведомый твердой рукой госпожи, внутренне содрогаясь от творимого кощунства, ступил на женскую половину. За резными вратами слоновой кости он увидел альков в стене. Домиция Лепида шагнула к пологу и, стараясь не звенеть бронзовыми кольцами, отдернула пурпурный конопей. Мессалина спала, раскинувшись на кровати.

Ночь не послала на истомленную зноем землю спасительной прохлады, и заснувшая обнаженной девушка скинула на пол легкую шелковую простыню. В темноте ее юное тело светилось молочной белизной, и Исаак испытал непреодолимое желание погладить совершенную по форме грудь и нежный изгиб бедра. Забыв обо всем, он шагнул к молодой госпоже, и матрона Лепида, ободряюще подтолкнув раба в спину, осторожно прикрыла воротца, оставшись снаружи. Ощутив прилив желания, Исаак сорвал тунику через голову, швырнул ее на пол и опустился на колени перед спящей. Сначала несмело, затем все решительнее он начал покрывать поцелуями ее бедро, живот, нежную ложбинку между грудей, сами груди, лаская трепещущими пальцами изгибы и выпуклости ее тела. Не просыпаясь, Мессалина вся подалась навстречу его рукам.

– О, Аполлон, ты спустился ко мне с Олимпа, – шептала она в забытьи.

Нащупав его возбужденный фаллос, девушка сама направила его в свое лоно, торопясь соединиться. Исаак был нежен и страстен и в ответ на ее шепот лишь целовал Мессалину все горячее и безумнее, двигаясь с грацией молодого тигра, совокупляющегося с тигрицей. В какой-то момент Мессалина, изловчившись, перевернула Исаака на спину, оседлав его и двигаясь неистово и страстно.

На груди ее, подпрыгивая, раскачивалась золотая булла, и, чтобы не мешала, Мессалина сорвала с шеи подарок матери и кинула поверх туники Исаака. Вскрикнув, изогнулась дугой и упала без чувств на грудь молодому рабу. Иудей хотел уложить ее на кровать и уйти, но Мессалина сжала его руку и тоненько заскулила, не отпуская. Юноша решил дождаться, когда юная госпожа крепко уснет, и тогда покинуть ее опочивальню, но вскоре и сам провалился в сон. Проснулся от того, что кто-то тряс его за плечо и шептал:

– Поднимайся и уходи!