Черная луна (СИ)

Герда не стала ждать, когда подадут завтрак, а наскоро перехватив на кухне стакан парного молока и краюху свежеиспеченного белого хлеба, тихой мышкой выскользнула из дома и отправилась гулять. Можно было не сомневаться, что никто ее не хватится. Скорее всего, в поднявшейся суматохе домочадцы просто не заметят ее отсутствия, как не замечали все эти годы, но даже если вдруг обнаружат, что с того? Она им не нужна, они ей тоже. Каждый в этом доме сам по себе, и в большинстве случаев Герду это устраивает: раз неродная, так лучше без крайностей. Других сироток, как она слышала, мачехи держат в черном теле или, напротив, приближают к своим детям, но никогда не позволяют встать с ними вровень.

В этом смысле, положение Герды было практически идеальным. Отец ее ненавидел, но из дома не гнал. Мачеха не любила, но не тиранила, а сводные сестры - старшая Элла и младшая Адель - попросту не замечали. Так что, как ни посмотри, грех жаловаться. Чужая, она, тем не менее, жила в доме не как "принеси, подай" и не "Христа ради". Ее одевали скромно, но не без намека на знатное происхождение: немного кружев, вышивка, серебряные застежки и перламутровые пуговицы. У нее была своя довольно хорошая комната, и ела она за общим столом. Исключение составляли званные приемы. Когда в доме вальдмейстера Корнелиуса Геммы появлялись гости, Герда к столу не выходила. В такие дни она вообще не покидала верхний этаж дома, где кроме нее жили старенький библиотекарь мэтр Бергт, личный секретарь отца господин Рёмер и гувернантка сводных сестер мадемуазель Лемуазье. Впрочем, это продолжалось только до тех пор, пока Герда не подросла. Лет в двенадцать она в первый раз без спроса покинула дом. Опыт оказался скорее положительным, чем наоборот, если не считать того прискорбного факта, что в тот первый раз ее чуть не изнасиловали. Но бог миловал, на темной улице появилась ночная стража, и насильник предпочел за лучшее сбежать. Впрочем, страхи и опасения Герду не остановили. С того памятного дня она уходила из дома не только тогда, когда к отцу приезжали гости, но и во все прочие дни, если таково было ее желание. Однако дома ее ничего не держало, и желание "уйти погулять" никогда не проходило.

Впрочем, о том, что она часто и, разумеется, без спроса уходит из дома домочадцы, - и хозяева, и слуги, - наверняка знали, но никто в ее жизнь не вмешивался. Всем было попросту наплевать. Поначалу это смущало Герду и даже ставило в тупик. Она долго не понимала, что к чему, - ведь, вроде бы, это хорошо, что ей предоставлена полная свобода, - а потом до нее дошло. Ее репутация, как, впрочем, и жизнь никого по большому счету не волновали. Иди куда хочешь, делай, что захочется. И вот сегодня ей захотелось пойти на бал в королевском замке, и она даже знала, как это сделать. Но праздник должен был состояться только вечером, а до тех пор Герде предстояло провести почти целый день на улице.

Особняк барона Геммы стоял почти посередине Липовой аллеи - широкой, обсаженной старыми деревьями улицы, одним концом выходившей на Гильдейскую площадь, а другим - на Королевскую милю. Был соблазн пойти именно туда, чтобы в очередной раз полюбоваться на замок на горе, но по здравом размышлении Герда направилась в Столярный переулок. Прошла до конца Липовой аллеи, пересекла Гильдейскую площадь и оказалась на Белом конце. Пробежалась мимо мастерских белошвеек, полюбовалась нарядными платьями в ателье госпожи Бриаль, и, обойдя Старый собор, который перегораживал улицу, вышла наконец к Столярному переулку. Здесь располагались мастерские столяров и краснодеревщиков, но Герда шла не к ним, а к старику Эггеру, жившему на другом конце переулка.

Эггер, как заведено, уже что-то выстругивал в своей мастерской. Он не был ни белодеревщиком, ни мебельщиком, хотя тоже работал по дереву. Старик Эггер делал великолепные скрипки и виолы и был достаточно знаменит, чтобы получать заказы не только от известных музыкантов, но и от титулованных дворян. Герда познакомилась с ним случайно, когда искала убежище от внезапно обрушившегося на город ливня, и с тех пор была в его доме практически своей. Прибиралась, выметая стружки и смывая с пола и столов пятна лака, варила старику суп или просто болтала с ним обо всем на свете.

- Привет! - сказала она, входя в мастерскую. - Ты как? Как твоя поясница?

- Поясница болит, - улыбнулся старик, - но дела мои обстоят скорее хорошо, чем плохо. Смотри, какую красавицу я сделал для графа Юэ!

Скрипка, и в самом деле, была изысканно красива, аристократически изящна и сияла невероятным алым лаком.

- Красавица! - признала Герда. - А как звучит?

- А вот натянем струны и узнаем.

- Сварить тебе пока суп?

- Сегодня не надо, - отмахнулся Эггер. - Лучше сыграй что-нибудь классическое!

- Как скажешь, старик! - засмеялась Герда и пошла к спинету, который по прихоти хозяина стоял не в жилой части дома, а в мастерской.

Эггер был скрипичным мастером, но играть Герду на клавесине научил именно он.