Чёрная магия

«Ничто никогда не уйдет, — донесся из тьмы голос свернувшейся кольцами твари. — Нож, брошь, кубок. Я храню их во тьме. Я жду».

В центре зала лежала каменная плита, а на ней — нож, украшенный камнями, брошь и кубок.

«Господин поместил нас сюда, на равнину, зарыл наши черепа под этим камнем, оставил нас здесь, научив, что мы должны делать. Мы стережем сокровища до тех пор, пока господин не вернется».

— Думаю, он про вас забыл, — заметил Ник. — Уверен, что он уже давным-давно умер.

«Мы — Стража. Мы охраняем».

Ник попытался прикинуть, когда на месте холма была равнина, на которой и располагалась самая глубокая могила. В конечном итоге он решил, что это было очень-очень давно. Ник чувствовал, как Стража обвивает вокруг него свои волны страха, словно усики какого-то плотоядного растения. Мальчик ощутил холод и скованность, как будто полярная гадюка укусила его в сердце, и ледяной яд медленно растекается по телу.

Ник шагнул вперед, к каменной плите, наклонился, пальцы его сомкнулись на холодной броши.

«Это принадлежит господину! — зашипела Стража. — Мы храним это для господина!»

— Он не будет возражать, — попытался успокоить Ник.

Мальчик отступил на шаг и двинулся к каменным ступеням, обходя иссохшие останки людей и животных.

Стража в гневе забилась, извиваясь в крохотной камере, словно призрачный дым. Потом движения ее замедлились. «Вернется, — наконец произнесла Стража своим троящимся голосом. — Они всегда возвращаются».

Ник постарался как можно быстрее пробежать по каменным ступеням и выбраться наверх. В какой-то момент ему показалось, будто его преследуют, но когда он выскочил в склеп Фробишеров, позади не чувствовалось никакого движения.

Ник уселся на вершине холма, под открытым небом, с брошью в руках. Сначала ему показалось, будто она полностью черная, но когда встало солнце, мальчик увидел, что камень, окруженный черным металлом, был размером с яйцо малиновки и искрился красным. Внутри него словно что-то бурлило и вращалось. Ник погрузился взглядом и мыслями в темно-красный мир, раздумывая, не движется ли кто внутри драгоценности. Будь Ник помладше, ему захотелось бы сунуть эту штуку в рот.

Камень находился в тисках черного металла, сделанного в виде когтей, и был опоясан изображением какого-то существа, похожего на змею, только с множеством голов. Интересно, не так ли выглядит Стража при дневном свете?

Ник спустился с холма, срезая путь, где только можно — через спутанный плющ, через склеп рода Бартлеби (слышно было, как внутри ворчат укладывающиеся спать члены семьи), вниз и вниз, через прутья ограды. Наконец он оказался на земле горшечника.

— Лиза! Лиза! — позвал Ник и огляделся по сторонам.

— Доброе утро, увалень, — раздался знакомый голос.

В свете раннего утра мальчик увидел тень под боярышником. Когда он подошел ближе, эта тень собралась в нечто прозрачно-жемчужное. Нечто похожее на девочку. Нечто с серыми глазами.

— Мне спать полагается, — пробурчала она. — Что тебя сюда принесло?

— Твое надгробие, — ответил Ник, — Как считаешь, что должно быть на нем написано?

— Мое имя, — сказала Лиза, — На нем должно быть мое имя, с большой буквой «Е» — Елизавета, как у старой королевы, которая умерла, когда я родилась, — и с большой «X» — Хэмпсток. Этого хватит, я все равно так и не выучила остальные буквы.

— А даты? — спросил Ник.

— Год Вильгельма Завоевателя, тысяча шестьдесят шестой, — пропела девочка вместе с шепотом утреннего ветерка в кроне боярышника, — Большое «Е», пожалуйста. И большое «X».

— А чем ты при жизни занималась? — поинтересовался Ник, — В смысле, кроме колдовства.

— Я была прачкой, — только и успела произнести мертвая девочка.

Тут пустошь залили лучи рассветного солнца, и Ник остался один.

Было девять утра — время, когда мир спит. Но Ник твердо решил бодрствовать. В конце концов, у него важное дело. Ему уже восемь лет, и мир за пределами кладбища его не страшит.

Одежда. Ему потребуется одежда. Ник понимал, что обычный его наряд — серый саван — никак не подойдет. Он хорош для кладбища, с его цветом теней и камня. Но если Ник собирается выйти в мир, расположенный за кладбищенскими стенами, ему нужно будет влиться в ту обстановку.

В подземной часовне под разрушенной церковью имелась кое-какая одежда, но туда Ник идти не хотел. Хоть он и готов был оправдываться перед мистером и миссис Оуэнс, но совершенно не готов был объясняться с Сайласом. При одной лишь мысли о гневном — или, хуже того, разочарованном — взгляде опекуна Нику делалось стыдно.

В дальнем конце кладбища находилась хижина садовника — маленький зеленый домишко, от которого пахло моторным маслом. Там, наряду с множеством отслуживших свое садовых инструментов, стояла и ржавела без дела старая сенокосилка. Хижина оставалась заброшенной с тех самых пор, как последний садовник уволился — было это еще до рождения Ника, — и теперь уход за кладбищем делили между собой совет (раз в месяц, с апреля по сентябрь, он отправлял кого-нибудь подстричь траву) и местные добровольцы.