Черная магнолия

Поручик выпустил струю дыма и затушил папиросу в хрустальной пепельнице.

— Ну, хорошо. Я согласен.

— Вот и ладно, вот и договорились, — обрадовался Мяличкин и вынул из ящика стола лист бумаги. — Вам надобно подписать согласие на сотрудничество. Благодаря этой формальности мы сможем помогать вашему продвижению по карьерной лестнице.

Мяличкин подобно гимназическому учителю словесности диктовал текст. Стальное перо скрипело по бумаге, и поручику казалось, будто и оно насмехается над ним. Закончив писать, он поднял глаза.

— Все, — обрадованно выговорил капитан. — Теперь распишитесь и поставьте дату.

— А какое сегодня число?

— Двадцать пятое марта — светлый праздник.

— Надо же, какое совпадение!

— О чем вы?

— По-моему, мы забыли главную строку.

— Да? И какую?

— Сим я отрекаюсь от Господа моего Иисуса Христа, а душу свою отдаю дьяволу и подчиняюсь ему полностью, вечно и навсегда, в чем и расписываюсь кровью.

Мяличкин разразился гомерическим хохотом:

— Полноте, поручик! Вы не доктор Фауст, а я не сатана. Ставьте подпись и забирайте долговые расписки.

Илиади чиркнул пером, сунул в карман тетрадные листки и, поднявшись, шагнул к двери.

— Постойте, — окликнул его капитан. — Завтра в восемь вечера я жду вас здесь. Вы получите текст телеграммы. Извольте не опаздывать.

Офицер кивнул и потянул на себя ручку двери. «Надо же! — спускаясь по ступенькам, подумал он. — Как может резко измениться человеческая жизнь. Еще недавно я беззаботно волочился за дамами и был сам себе генерал. Теперь же я вынужден поступать так, как мне указывают другие. И никому нет дела — нравится мне это или нет. Меня даже никто об этом не спрашивает. А на душе-то противно — будто помоями опоили». «Извольте не опаздывать», — вспомнил он последнюю фразу капитана и покачал головой: «Ишь ты, полкового командира из себя корчит. Ладно, посмотрим, что из этого выйдет, господин Люцифер».

Поручик запустил руку в карман — меди как раз хватало, чтобы добраться до дома. Он окликнул извозчика. Из открытой коляски офицер растерянно смотрел на разукрашенные витрины магазинов и на пеструю толпу радостных и беззаботных людей. Город праздновал Пасху.

18 Обед с Государем

В ливадийском храме шла пасхальная литургия. Служили обедню. Их Императорские Величества с августейшими дочерьми внимали «Христос воскресе из мертвых…».

В такие минуты Николаю Александровичу становилось особенно грустно — вспоминался последний спокойный для него 1894 год. Тогда он мог еще просто жить, а не править. Ведь на троне был его отец. Но монарх, которого уважала вся Европа, тяжело болел. Некогда могучий, суровый и властный самодержец превратился в худого и высохшего старика. Приступы почечных колик уложили царя в постель и не давали возможности работать. По совету профессоров его отправили в Ливадию. Предчувствуя скорый конец, Александр III позвал к себе молодого царевича и дрожащими губами проронил: «Будь твердым и справедливым, люби свой народ, почитай Господа. И главное — избегай войны. Война для России — погибель…» Едва с его уст сорвались последние слова, как он впал в забытье. А в четверг, 20 октября, у отца началась агония. Но Император уходил из жизни с достоинством — он пробормотал короткую молитву и простился с матерью: «Я чувствую, что моя жизнь завершается. Будь спокойна. Я готов к смерти». Он смежил веки и положил голову на плечо Императрицы. Казалось, он заснул, и она не сразу заметила, как ее муж перестал дышать. Вскоре залпы военных кораблей, стоявших в Ялтинской бухте, возвестили, что душа Александра III отправилась к небесам.

«Пресвятая Богородице, спаси нас!» — неслось под сводами собора, и пахло ладаном. Николай II молился. Украдкой он окинул взглядом тех, кто клялся ему в преданности. За его спиной стояли министр внутренних дел сенатор Макаров с супругой, генерал-адъютант Трепов с супругой кавалерственной дамой, жена дворцового коменданта госпожа Дедюлина, таврический губернатор церемониймейстер граф Апраксин с женой, генерал-майор Янев с супругой, генерал-майор Думбадзе и архитектор Высочайшего двора Краснов. Во втором ряду — свитные дамы Государыни Императрицы, министр Императорского двора, а также офицеры Собственных Его Императорского Величества конвоя и сводного пехотного полка.

«Слава Отцу и Сыну и Святому Духу… Яко живоносец, яко рая краснейший, воистину и чертога всякаго царскаго показася светлейший, Христе, гроб Твой, источник нашего воскресения. И ныне и присно и во веки веков. Аминь… Вышняго освященное Божественное селение, радуйся: Тобою бо дадеся радость, Богородице, зовущим: благословенна Ты в женах еси, всенепорочная Владычице… Господи, помилуй, господи, помилуй, господи, поми-илу-уй!» — раздавались песнопения.

Государь вспомнил, как в этой церкви Аликс принимала крещение. А потом, всего через неделю после смерти отца, состоялось их бракосочетание. Медовый месяц оставил грустное воспоминание — он протекал в атмосфере панихид и траурных визитов. Молодая жена часто плакала и все твердила, что это дурное предзнаменование.