Комната ничем не отличалась от той, которую снимал сам Амвросий Бенедиктович: кровать, два венских стула, небольшой письменный стол и шкаф. В общем, без излишеств.
— Помнится, вы хотели купить негативы полковника Левицкого. Ваше желание еще в силе?
— А вам срочно понадобились деньги?
Клязьмогоров промолчал.
— Ну хорошо. Я дам вам те же пятнадцать рублей, — он подошел к столу и выдвинул ящик.
— Я вижу, вы меня неправильно поняли, — холодно ответил фотограф. — Неделю назад вы приходили ко мне якобы по просьбе полковника и хотели получить негативы чертежей, которые он просил переснять накануне. Однако уже на следующий день господин Левицкий был убит. Я не знаю, причастны ли вы к его смерти или нет, — в этом будет разбираться полиция, если… — он помолчал несколько секунд, — если вы не захотите купить негативы за пять тысяч рублей.
— Сколько? — ахнул постоялец. — Пять тысяч? Да где же я возьму такие деньги? И потом, к негативам я имею самое косвенное отношение: один солидный человек предложил мне заработать. Он дал мне пятнадцать рублей и отправил к вам с тем, чтобы я купил пластины с чертежами полковника. За это он обещал мне солидное вознаграждение. Я и в полиции могу это подтвердить. Знаете что? — его глаза сверкнули холодным блеском. — А давайте найдем его и вместе потребуем десять тысяч рублей. Пять — мне, пять — вам. А?
— Позвольте, — опешил Амвросий, — а зачем же сейчас вы хотели их купить у меня?
— Чтобы перепродать ему! Я же говорю вам — давайте заработаем вместе. Я видел его на набережной. Он все еще в Ялте. И постоянно крутится в книжном магазине у Синани. Так что разузнать его адрес не составит большого труда. — Он потер ладонью лоб и спросил: — Негативы у вас?
— Я не настолько глуп, чтобы таскать их с собой, — надменно ответил Клязьмогоров.
— Верно-верно, — закивал головой хозяин. — А вы до которого часа сегодня открыты?
— До восьми.
— Отлично! — хлопнул в ладоши упитанный господин. — До этого времени я узнаю его адрес. Значит так, — он почесал затылок. — В восемь пятнадцать я буду у вас. Не забудьте приготовить пластины. Хорошо?
— Ладно, — неуверенно согласился фотограф.
— Вот и славно, вот и договорились, — выпроваживая гостя, приговаривал средних лет мужчина.
На улице шел проливной дождь. Покинув доходный дом, Клязьмогоров ощутил, как им овладело неясное чувство страха. Медленно, словно ртуть, оно заполнило тело, и стало трудно дышать. Он раскрыл зонт и вытащил из кармана часы. Стрелки показывали без четверти семь. До назначенного рандеву оставалось не так уж много времени.
27
Двойное смертоубийство
Утро пятницы, тридцатого марта, началось для Ардашева с беспокойного стука в дверь. Незваным гостем оказался капитан Мяличкин. Офицер был взволнован. Из его рассказа следовало, что «хвост», о котором он договорился с Гвоздевичем накануне вечером, был послан к объекту только на следующий день. Почему исправник не выполнил его приказ, было непонятно. Сам Гвоздевич плел какую-то несусветную чушь, что, мол, он решил дать своим людям отдохнуть.
И потому, прибыв к художественному салону только утром, филеры стали ждать появления Клязьмогорова. Но фотоателье было закрыто. Прошел час. Постепенно у дверей начали собираться отдыхающие: одни пришли фотографироваться, другие — получить снимки. Прождали еще полчаса — объект не появлялся. «Топтуны», почувствовав неладное, вызвали городового — благо полицейское управление находилось рядом. Уличный страж порядка немедля отправился на поиски кассира Глаголева, жившего аж в Воронцовской слободке. Его заплаканная жена сообщила, что муж домой не возвращался. В квартире Клязьмогорова дверь тоже оказалась заперта. Тогда кто-то вспомнил о хозяине художественного салона — господине Зембинском. С минуты на минуту он должен был появиться.
Капитан, предчувствуя неладное, попросил присяжного поверенного отправиться вместе с ним. Заручившись согласием, он остался ждать внизу. Ардашев тут же разбудил Нижегородцева.
Через четверть часа приятели уже спускались по гостиничной лестнице. Мяличкин и Берг нервно курили у автомобиля. Завидев доктора и адвоката, ротмистр завел мотор. До художественного салона, располагавшегося на Пушкинском бульваре, они доехали быстро.
У одноэтажного здания стояло несколько пустых полицейских пролеток и толпились любопытные. Зембинский — седой старик — еще не отошел от шока и был бледен как полотно. Увиденное потрясло его настолько, что он то и дело сморкался в платок, промакивая глаза, и тихо молился. Было заметно, что он с трудом держит себя в руках.
Внутри фотостудии собрались все судебно-полицейские власти Ялты: следователь Лепищинский, исправник Гвоздевич и даже прокурор. Судебный врач Симбирцев и уже знакомый седовласый эксперт в очках молча делали свою работу. Полицейский фотограф щелкал собственной камерой. В той самой студии, где еще недавно Ардашев и Нижегородцев фотографировались на память, их взору предстала жуткая картина.