Ночью в бухте Тортуги к борту «Разящего» причалила шлюпка с «Маркизы». оставленной Гриром для починки такелажа в порту Веракруз. Непривычно хмурый Дидье Бланшар, птицей взлетев на борт, доложил Гриру, что Лукаса и Марка опознали в Пуэрто-Кабельо, куда те отправились за очередным набором адских ингредиентов для какой-то новой придумки, и теперь оба засранца торчат под замком в гарнизонной тюрьме Сан-Фернандо.
Ждут суда и неминуемой казни.
— Прости, кэп, — сокрушённо пробормотал Дидье, выпалив всё это единым духом и с отчаянной надеждой уставившись на Грира. — Не уберёг сопляков. Думал, сам справлюсь, но не получится у меня в одиночку их оттуда вытащить, palsambleu! Там, знаешь, настоящий бастион…
— Знаю, — резко оборвал его Грир, подымаясь на ноги и принимаясь расхаживать взад и вперёд по каюте. — И чтоб даже думать никогда не смел про «в одиночку вытащить», понял?
Повернувшись, он сурово взглянул в растерянные глаза Дидье.
— По-онял… — пробурчал тот, косясь на него исподлобья. — Не дурак небось, mon hostie de sandessein!
— Это хорошо, что не дурак, — неспешно кивнул Грир, всё так же сверля капитана «Маркизы» острым взглядом. — А то б линьков у меня точно отведал, невзирая на свой высокий чин… Всё, хватит болтать, ступай вон с Мораном на камбуз, трещите там с актёрками, а мне поразмыслить надо.
— С ке-ем? — изумлённо заморгал Дидье, а Моран хитро улыбнулся:
— У нас теперь тут бродячий театр, Ди, а ты опоздал на представление!
Грир с досадой махнул рукой на обоих сорванцов, а когда за ними наконец захлопнулась дверь, снова опустился на стул, напряжённо размышляя.
Комендант крепости, в которой держали близнецов, — крепости, с моря почти неприступной, — был чертовски предусмотрительным гадом, отменно блюл свои уставы и не впустил бы в свой крохотный гарнизон ни одной живой души просто так.
Кроме того, все на Карибах знали, что зануда-комендант неподкупен.
Лишь хорошенькая да бойкая девица смогла бы растопить его оледеневшее сердце — опыт подсказывал Гриру, что как раз такие вот одинокие и праведные бирюки более всего беззащитны пред женскими чарами.
Но выручить Лукаса и Марка было прямой обязанностью их капитана.
Грир подумал о том, что эта дилемма вовсе не являлась неразрешимой, и озорно улыбнулся.
Ввечеру все актёрки — Фиона, Лола и Колетт — собрались в капитанской каюте и, затаив дыхание, наблюдали за тем, как старый Арно, кряхтя, внес туда дубовый сундук и эффектным жестом откинул лязгнувшую крышку. А потом запустил туда обе руки, небрежно вышвыривая прямо на потёртый аравийский ковёр сладко пахнущий жасмином и розовой водой, шелковый, кружевной, атласный ворох.
Моран невольно присвистнул, Дидье протяжно застонал, а девицы радостно взвизгнули.
— Ты что вытворяешь, старый ты осёл? — обрушилась на Арно Фиона и даже ногой притопнула. — Это тебе не какие-нибудь драные фуфайки да шаровары! Это мой парижский гардероб!
Увидев страдальчески вытянувшуюся физиономию Дидье, Моран бессердечно протянул:
— Видишь, как тебе повезло, Ди? Парижский гардероб!
И он значительно воздел палец к потолку.
Дидье бешено полыхнул на него глазами, раскрыл рот, явно собираясь виртуозно его покрыть, но покосился на актрис и лишь молча стиснул зубы.
— Ох ты ж сладенький, — сквозь смех вымолвила Фиона, окидывая его пристальным взором. — Да я прощу тебя, клянусь Мадонной, даже если ты в клочья изорвёшь все мои парижские чулки и панталоны! Хотя я предпочла бы, чтоб ты порвал их… — она вкрадчиво понизила голос, — снимая их с меня…
Грир вздёрнул бровь и устало переглянулся с Мораном.
Сия пылкая тирада их ничуть не удивила — они давно привыкли к тому, что в любом месте, где находилась хоть одна бабёнка — будь то хозяйка судна, трактирщица или трактирная шлюшка, — заинтересованный взор её непременно задерживался на Дидье Бланшаре.
На его вечно улыбающейся открытой физиономии и щедром теле в неизменных обносках.
— Я что-нибудь оставлю целым и невредимым как раз для этого, мадам, клянусь! — с ответным пылом заверил Фиону Дидье и наклонился над разбросанным барахлом, намереваясь сгрести его с ковра.
Фиона цепко ухватила его за запястье:
— Э-э, нет, сладенький, я должна сама сначала отобрать то, что тебе подойдёт! — Она выпятила полную нижнюю губку и деловито прищурилась. — Чулочки — белый шёлк и кружево, нижние юбки — белый шёлк и атлас, платье — бирюза, чтоб оттенить твои глазки… — Она обошла Дидье кругом, раздумчиво покачивая головой, а потом хозяйским жестом погладила его по щеке. — Щёчки у тебя нежные, как бархат, и это хорошо. А теперь покажи-ка мне свои лапки, сладенький.
Грир досадливо решил, что на месте парня он бы уже от души шлёпнул Фиону по мягкому месту за такое унизительное сюсюканье. Но Дидье, хоть и залился румянцем от эдаких речений, всё равно пресерьёзно протянул ей обе руки ладонями вверх, улыбаясь уголком губ. И капитан «Разящего» вдруг понял, что женщине — любой женщине — Дидье Бланшар терпеливо позволит тешиться собой как ей будет угодно.
Потому что это женщина — священное для него существо.
«Вот они и липнут к нему, эти сучки», — мрачно подумал Грир.